Дмитрий Стахов - Сон в начале века

Потатушкинский помощник, выдержав некоторую паузу, приступил ко второй части своего плана, организовал настоящий приступ, и дочь Потатушкина, согласившись за потатушкинского помощника выйти, поддалась. Тем более, что хитрец так изображал горе об исчезнувшем, напридумывал всяческих небылиц, и чистая, невинная потатушкинская дочь поверила и в то, что Витя с ним вместе ходил на яхте, и в то, что играли они вместе в теннис, и в то, что лучшая сделка Трясоумова-Потатушкина-старших была спланирована и выполнена им совместно с Витей.

Потатушкин поначалу колебался — он-то думал, что его дочь найдет себе что-то столичное. Но потом смирился, видя, что дочери его помощник не противен, а даже приятен, зная, что город соблазнов может слишком увлечь, увлекши — поглотить без остатка.

Близилась свадьба. Все были заняты ее подготовкой. Даже Трясоумовы, к которым жених и невеста частенько заглядывали на огонек: невеста, чтобы их утешить, жених якобы за советом — хитрая лиса! — опытного человека.

И вот настал День. Жених заехал за невестой. Невеста вышла из подъезда чистым лебедем, в жемчугах и бриллиантах, кончик белой туфельки колебал подол великолепного платья. В преддверии таинства лицо ее выражало смирение, целомудрие и добродетель. Распахнулись дверцы лимузина, невеста исчезла в его кожаном чреве, дверцы захлопнулись, лимузин фыркнул и тронулся с места, а за ним, кавалькадой, в своих машинах, Потатушкин с супругой, чета Трясоумовых. И машины с «быками» — впереди, сбоку, сзади, — но никто не заметил старенького «жигуленка», как бы невзначай пристроившегося в хвост колонны на выезде на Садовое и, чуть отставая, чуть прибавляя, проехавшего за ней весь путь до церкви.

Еще в дороге невеста начала ощущать какое-то беспокойство, которое отнесла к неловко наброшенной на плечи накидке. Входя же в храм, почувствовала на себе чей-то особенный взгляд. Она поежилась и прошла дальше, но у алтаря что-то заставило Ее обернуться: какой-то человек, явно выделявшийся из прочих, ставя свечку, смотрел на Нее. Ее поразил сам взгляд, тяжелый, изподлобья. Но одновременно ласковый, страстный, любящий. Она отвернулась, Ее рука проскользнула под руку жениха, стоявшего рядом, такого напряженного, такого волнующегося, так трепетно держащего свечу, что Она ощутила прилив нежности к жениху, но жгущий спину взгляд вновь заставил обернуться.

И Она узнала!

Хотя узнать в Вите Витю прежнего было затруднительно: ведь связанные с переменами пола страдания наложили тяжелую печать на его прежде жизнерадостное лицо, придали совершенно иной, отличный от прежнего блеска блеск его глазам, проложили горестные складки у чувственных губ. Но самое главное — изменился весь Витин облик. Витя стал как бы выше, как бы прямее, но и сутулее. Что-то иное было в повороте его шеи, в манере движения рук.

И это был Витя!

Теперь Она не смотрела на Витю. Она смотрела прямо перед собой, на алтарь, из царских врат которого вышел уже священник и шел к ним, к жениху и невесте. В висках Ее стучали молоточки, их стук усиливался с каждым шагом священника. Священник остановился, кроткий взор его поднялся от пола, но захватил лишь взмах подола невестиного платья: Она летела прочь белой птицей, Она на лету остановилась возле Вити:

— Уведи! — еле слышно произнесла Она.

Ни слова не говоря, Витя подхватил Ее и воспарил второй птицей. Они стремительно покинули храм, слетели по ступеням к земле, пронеслись до ограды, где Витя сбросил нищим все свои деньги, и — дальше, до старенького «жигуленка», стоявшего с работающим двигателем. Они в миг оказались внутри, Витя воткнул скорость, и никто не то что не успел, а и не посмел их остановить.

— Кто это был? — спросил у жены ставший подслеповатым Трясоумов. — На кого-то он похож...

— Успокойся, успокойся, — ответила Трясоумову жена, погладила того по морщинистой щеке: она-то сразу узнала сыночка, но не хотела сильно волновать слабого сердцем мужа, собираясь его подготовить.

Но подготовке пришлось затянуться: Витя со своей вновь обретенной возлюбленной вынужден был скрываться от гнева потатушкинского помощника, который в свою очередь скрывался от гнева самого Потатушкина. Судорожно ища, потатушкинский помощник так увлекся, так вошел во вкус, что начисто исключил возможность участия третьей силы. А она, в лице индусо-персо-еврея, существовала, и когда он, дня через два после позора, в окружении «быков» явился в ночной клуб, то не обратил внимания на своеобразного официанта. Тот с низким поклоном поставил перед потатушкинским помощником высокий бокал с напитком. Потатушкинский помощник кивнул и напиток выпил одним глотком. С ним произошло то же самое, что и с Витей Трясоумовым, но только значительно быстрее: груди его нового тела росли с такой быстротой, что разорвали пиджак от Версаче, пуговица ранила известную тусовочную блядь. Последствия этой метаморфозы были столь ужасны, что лучше их опустить.