Значит, жене и детям Антонио Фортуны надо работать.
Вот почему летом сорокового года Ассунта, Стелла, Тина и Джузеппе стали поденщиками. Вышло это так. Приятель Антонио, Вито Аэлло, в первые годы иммиграции работал на табачной плантации – натягивал тенты [13] В Коннектикуте табак выращивают в искусственной тени, чтобы избежать огрубения листьев. Эластичные, безупречные листья, идущие на обертку сигар (которую делают из листьев более низкого качества), называются покровными. От их фактуры и аромата напрямую зависит стоимость сигар. Уникальный сорт коннектикутского табака так и называется – шейд (shade, англ . «тень»).
и рвал созревшие листья. В апреле Антонио пригласил Вито на ужин, и тот объяснил, что к чему в табаководстве. Уже с мая Фортуны, за исключением Луи, спозаранку шли на Фармингтон-авеню, где их подхватывал грузовик. Тем же способом, на грузовике, они по вечерам добирались до дома. И так – по август включительно. Хозяин плантации никому из соискателей не отказывал. Главное – в первый день старайся, а там уж можешь ездить на работу весь сезон.
После ужина с дядюшкой Вито Тина полночи плакала. Да что там плакала – до икоты рыдала. Стелла прикидывала: в Иеволи они с сестрой все лето собирали бы апельсины – ну и в чем разница? Поначалу она не утешала Тину – слезы сами иссякнут. Они не иссякали. Тогда Стелла, затоптав недовольство, погладила Тининины длинные волосы.
– Не расстраивайся, Козявочка. Хватит плакать. Слезами только себя измотаешь.
Тина откашлялась и заговорила хрипло, с надрывом:
– Я думала, мы в Америке богатые будем. Думала, дом большой будет, красивые платья, туфли. А мы живем как в курятнике. Для того мы свой дом и садик бросили, чтоб на чужих горбатиться, будто cafoni [14] Деревенщина, крестьянин/крестьянка, хам ( итал .).
?
Все было именно так. Но Стелла продолжала снисходительно гладить сестрин затылок – и корить себя: «Из досады хлеба не испечешь. Чем злиться, подумала бы, как дело к лучшему повернуть».
– Никакие мы не cafoni , Тина. В Америке каждый может землю получить. Ну, поработаем на плантации – подумаешь, беда. Зато у нас появятся деньги. И знаешь, на что мы их потратим? На новый дом. Не слушай отца. Он все: Бедфорд-стрит, Бедфорд-стрит! А мы сами дом купим. Для мамы.
Тина затихла. Явно взвешивала Стеллины слова: чтобы девчонки вроде них сами купили целый дом! Неслыханно! В Иеволи с ними расплачивались натурой – каштанами да оливковым маслом.
– Думаешь, у нас получится? – наконец спросила Тина.
– Конечно, если отлынивать не будем. А мы с тобой никогда не отлыниваем. Мы работы не боимся. У нас сил много и руки проворные. Мы сумеем.
– Мы сумеем, – повторила Тина. – Мы купим дом для мамы.
И вот в предрассветных сумерках Ассунта, Стелла, Тина и Джузеппе шагали к Фармингтон-авеню. Там уже околачивалась в ожидании грузовика целая толпа поденных рабочих. Грузовик подруливал, люди забирались в кузов по железной лесенке, садились на скамьи плотно, локоть к локтю. Из Хартфорда выезжали сначала на хайвей с яркой дорожной разметкой. Дальше грузовик катил мимо нарядных особняков – казалось, в каждом живет барон, а то и граф. Затем пригороды заканчивались. Дорога бежала среди полей, затянутых акрами полотнищ из тонкого хлопка, которые крепились на шестах в восемь футов высотой. Темно-зеленые табачные листья величиной с ладонь трепетали на летнем ветерке – будто стучали снизу, требовали свободы. Из кузова это трепетание виделось пляской теней.
К рассвету как раз приезжали на плантацию. Тут начиналось деление поденщиков на полевых рабочих и сортировщиков. Полевым рабочим предстояло десять часов полоть сорняки, починять тенты или собирать созревшие листья. Тенты не спасали от зноя, а, наоборот, усиливали духоту. Климат в Коннектикуте более влажный, чем в Калабрии, что лишь усугубляет неприятные ощущения. Сестры Фортуна весь сезон ходили с облупленными носами и щеками – кожа обгорала и шелушилась. Стелла быстро усвоила, что на плантации водятся зеленые змейки – их надо опасаться. Как и бурых тонконогих пауков размером с ладонь – эти заплетают дырки в тентах, там ведь лучшие условия для паучьей охоты.
Сортировщики, разбившись на бригады, оставались в бараке, где (как нетрудно догадаться) сортировали табачные листья по размеру. Каждый лист послужит оболочкой одной дорогущей сигары. Бригадир, храни его Господь, всегда оставлял Ассунту на сортировке; вот как бы она, к примеру, полола, со своим-то варикозом?
Читать дальше