Джульет Греймс - Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны [litres]

– Тварь! Ты что наделала?

Тина зарыдала, залепетала невнятно. Стелла продолжала валяться на полу под окном. Шок от падения миновал, боли локализировались: пульсировал локоть, судороги волнами проходили от побитого копчика к затылку, саднила скула. Из прикушенной десны сочилась кровь, и Стелла сглатывала ее, но хуже всего дела обстояли с плечом.

Отец, казалось, занимал две трети спаленки. По обыкновению свирепый, он ждал объяснений, мокро и неритмично выдыхая себе в лохматые усы. Прошло несколько бесконечных секунд. Тина продолжала всхлипывать и сморкалась, утираясь подолом ночнушки. Объясняться она явно раздумала.

Антонио перевел взгляд на старшую дочь.

– Что у вас тут произошло?

Стелла подтянула колени к груди, подалась назад. Прочность стены за спиной немного ее успокоила. Какой-никакой, а тыл. Превозмогая отвращение к железистому привкусу во рту, девушка языком ощупала места, где совсем недавно наличествовали зубы.

– Сестра пыталась тебя из окна вытолкнуть? – спросил отец.

Тина резко подняла голову, выставила ладонь, защищая зареванное лицо.

– Нет, папа! Стелла сама! Она хотела в окно выброситься! Она бы себя убила, а я ее спасла…

– Молчать! – взревел Антонио. Этот рев, в сочетании с копной лохматых кудрей, да в полумраке, сделал его похожим на льва. – Я Стеллу спрашиваю! Стелла, признавайся: вы подрались? Тина тебя в окно выталкивала?

По низу Стеллиного живота вновь прошла тягучая дрожь, по жилам разлился ужас из сновидения – Стелла в тисках, беззащитная, голая.

– Нет.

Говорить было трудно – рот успел распухнуть.

– Мы не дрались, папа. Мне сон приснился.

– Чего-чего? Сон?

Стелла сглотнула очередную порцию крови.

– Очень страшный сон.

Прикосновение грубых рук, царапанье мозолями по грудям… Опять?! Стелла ведь уже не спит!

– Мне снилось, что здесь, в комнате… дурной человек. Я от него спасалась, а бежать было некуда, вот я и полезла на подоконник…

– Стелла выброситься хотела, – подала голос Тина. – Убилась бы, если б не я.

По лицу Антонио было ясно: эта версия вызывает у него большие сомнения.

– Стелла, ты совсем дура? – наконец пророкотал Антонио с таким расчетом, чтобы его слышали во всей квартире. – Мало ли какие сны бывают! Из-за каждого в окно сигать?

Ярость вспыхнула в Стеллином мозгу – ослепительная, пламенеющая, как подсолнух.

– Мне снилось, что сюда вошел мужчина и хочет надо мной надругаться!

Слово «надругаться» возымело должный эффект: брови Антонио слились на переносье. Стелла успела встать с полу и теперь оправляла ночнушку, терла плечо.

– Папа, я до смерти перепугалась. Когда на мою честь покушаются, я ведь должна спасаться любым путем, верно?

Антонио обдумывал ее слова. Стелла собрала всю волю, встретила отцовский взгляд.

– Mannaggia!

Слава богу, матерится. Значит, гнев на убыль пошел. Самое страшное позади.

– А визжал кто из вас? – спросил Антонио уже спокойнее.

– Стелла визжала, – объявила Тина. – И хорошо, что так громко. Визг меня разбудил, а иначе я бы проспала, не стащила бы Стеллу с подоконника.

На этих словах вошла Ассунта в своем неизменном платке.

– Что случилось, девочки? В чем дело?

Тина подавила позыв снова разрыдаться.

– Мама, Стелле приснилось, что ее насилуют. Она чуть в окошко не выпрыгнула.

– Насилуют?!

Ассунта взвизгнула так резко, что у Стеллы тошноту будто рукой сняло.

– Во сне, мама, только во сне.

– Кто это был, Стелла, доченька? Кто? – повторяла Ассунта, оглаживая Стеллу, проверяя, цела ли она.

– Да, кто это был? – эхом подхватила Тина.

Взгляды сестер скрестились, притянулись друг к другу, как магнит к железяке. В Тининых глазах Стелле почудилась искра сладострастия. Стелла отвернулась, стала изучать синяк на коленке, ссадину на левой ладони. Разговор перешел в категорию скользких, потерять контроль ничего не стоило.

– Ну скажи, кто? – не отставала Тина. Никогда она не умела скрыть своих наклонностей к вуайеризму. – Негр, да? Негр?

При этом слове насильник из сна вновь появился перед Стеллиным мысленным взором: сверкающие черные глаза, фланелевая рубаха. Сестра дала Стелле неплохую подсказку. Заниматься сочинительством было некогда, и Стелла сделала то, что до нее и после нее делали столь многие американцы итальянского происхождения, – свалила вину на чернокожего.

– Да, негр, – сказала Стелла.

Тина зарумянилась, замаслилась глазами.

– А мы его знаем? Это разносчик из лавочки, да? – допытывалась она, стоя перед сидящей Стеллой на коленях, тряся ее за плечи.