Джульет Греймс - Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны [litres]

Каждый выходец из большой итальянской семьи не только осчастливлен толпой родственников, но и поддерживает с этими родственниками тесные связи. Это значит, что на долю итало-американца, послушного своей социальной группе, выпадает в разы больше мероприятий, чем способен себе вообразить американец с иными, неитальянскими корнями. Похороны и крестины, годовщины супружеской жизни и вечеринки по поводу окончания школы и колледжа, детские дни рождения – все бы ничего, если б не свадьбы. Ибо несть им числа, и каждую предваряет девичник с неизбежным разнашиванием и окрашиванием туфель [31] В англоговорящем мире распространена примета, что в наряде невесты обязательно должно быть что-то старое, что-то новое, что-то позаимствованное и что-то синего цвета. Считается, что туфли лучше надевать поношенные. Из-за моды на одинаковый цвет для платьев подружек невесты появился особый вид услуг – окраска обуви и дамских сумочек. .

Кармело Маглиери как раз отличался редкой послушностью социальной группе, а Стелла, нравилось ей это или не нравилось, была его женой. Вот почему каждую субботу (во всяком случае, Стелле казалось, что каждую) она присутствовала на какой-нибудь свадьбе. Кармело гнал ее в магазин за новым платьем – думал, у Стеллы от тряпок настроение улучшится. А что хорошего в пайетках, когда они блестят на раздутом животе, или в шелках, когда их пачкает сочащееся из грудей молоко? Словом, Стелла в тот период жизни ненавидела наряды. И сами свадьбы тоже, конечно. Болтовня ее утомляла, обязанность прочитывать списки подарков и решать, который им с Кармело по карману, – злила; необходимость улыбаться людям, чьи имена выскальзывали из памяти, – бесила. Стелла отлично помнила, какой восторг у нее вызывали сентябрьская фиеста в Иеволи и танцы военных лет в Итальянском сообществе; но танцевала одна Стелла, а имена силилась запомнить совсем другая.

У итальянцев, если вы не в курсе, принято на все мероприятия брать с собой детей. А значит, каждую субботу маленьких разбойников требовалось умыть, причесать и втиснуть в аккуратненькие брючки (годные для катания на пятой точке по вощеным полам). Стеллины сыновья были сами себе праздник, а если их бурное веселье противоречило торжественности момента – что ж, тем хуже для жениха с невестой. Гости не знали, то ли смеяться умиленно (очень уж славными выглядели мальчики Маглиери в своих одинаковых костюмчиках), то ли вызывать полицию. Нино, прирожденный изобретатель, отлично устраивал гонки на сервировочных столиках, похищенных из кухни. Нет, в свадебный торт юные Маглиери ни разу не врезались, а вот целый соусник маринары на невестин шлейф однажды опрокинули.

Году этак в пятьдесят восьмом – пятьдесят девятом Стелла умыла руки. Пускай мальчишки творят что хотят.

– Они у тебя невоспитанные, Стелла, – говорили ей, чисто по-итальянски сочетая упрек с безнадежностью.

– И что делать прикажете? – парировала Стелла. – Вон их сколько. Я в меньшинстве получаюсь.

Далее она советовала недовольным обратиться к ее мужу – доброму католику. Детей даровал Стелле Господь; несомненно, у Него имелись причины не давать ей ни сил, ни желания обуздывать этакую ораву.

Порой перспектива торчать на очередной свадьбе ввергала Стеллу в отчаяние. Сначала она прикидывалась больной, потом разработала более легкий способ отвертеться. Не готовилась к выходу, и все. Кармело заставал ее неодетой и непричесанной, время поджимало. Он вздыхал, забирал детей и шел праздновать без жены. Контролировать своих отпрысков у Кармело получалось ничуть не лучше, чем у Стеллы; зато уж к нему ни одна кумушка не сунулась бы с жалобами. Стеллу совесть не мучила – как по этой причине, так и по ряду других. В такие вечера, благословенные уединением и тишиной (разве что пищал самый младший, оставшийся на Стеллином попечении), она любила усесться на веранде и раздавить бутылочку вина, глядя, как отдаленная топь засасывает солнечный диск, успевающий напоследок окрасить дубы оранжевым и алым.

В январе пятьдесят восьмого появился Джованни, крещенный по дяде с отцовской стороны. Насколько предшествовавший ему Никки уродился тихим, настолько Джонни оказался буйным – словно бы за двоих. Вообще от него в семействе Маглиери происходило основное беспокойство, и началось оно с четвертого класса, когда Джонни принес в школу нож, за что его и исключили. Впрочем, в младенчестве он хлопот доставлял гораздо меньше, чем остальные, – со Стеллиной точки зрения. По крайней мере, колики, будь они неладны, Джонни не мучили.