Тимур Максютов - Зеркальные числа [сборник litres]

– Контрольного?! А что контролировать? Гальюны на сухогрузах?

– Если понадобится – и гальюны тоже, – радостно кивает он.

– Да пошел ты, шпак продырявленный. Чтобы я, боевой офицер – и ревизором?!

Я встаю и делаю то, о чем мечтал уже минут пять.

С наслаждением плюю прямо в центр сияющей лысины.

– Что же вы, голубчик? – профессор морщится, – Элементарный же вопрос. Восьмой инцидент на Церере и его юридические последствия, куда проще? Канонический случай.

– Я учил, честное слово, – бормочу я.

– Поймите, друг мой, – назидательно говорит он, – космическое право – предмет, требующий досконального знания. Вы – представитель государства. Как же вы будете принимать решения? Уж вам-то, отставному офицеру, должно быть понятно значение руководящих документов.

Он говорит «отставной», а не «бывший». Хороший дядька, понимает разницу. Бывших офицеров не бывает.

– Знаете что, профессор. В боевом уставе космофлота – две тысячи страниц. Наизусть заучить невозможно.

– Любопытно. И как же вы справлялись, голубчик?

– Да просто. Летел и бил всякую сволочь. А потом разбирался, что сделал по уставу, а что – по наитию.

– Да вы анархист, батенька, – вздыхает профессор.

Я вздыхаю в унисон. Мне и вправду стыдно. Этот трогательно интеллигентный старичок мне нравится – один из немногих здесь.

От одногруппников меня тошнит. Они годятся мне в дети. В одинаковых костюмчиках, одинаково прилизанные – как отпечатанные на принтере. Пол определяется только по татуировкам: зайчик над ухом – юноша, а если белочка – девица. В ушах – затычки наушников, на пол-лица – шторы стереоочков. Тьфу.

От скучных лекций хочется блевать, от нудных тестов мутит. Сто раз уже пожалел.

Хотя…

Первые три месяца на гражданке длились вечность. Я потыкался к хедхантерам: безнадега. Узнав, что я отставник, в ужасе блокировали аккаунт. Чугунный прав: никому не нужны бывшие герои космофлота.

По стерео одно и то же: торговые войны и сериалы, сериалы и торговые войны. Человечество не хочет воевать, но не хочет и сотрудничать. Каждый хватает кусок и тащит в свою норку.

И серая муть неотличимых ночей и дней. Соседка с психованным котопинчером на поводке. Резиновые губы куриной жопой:

– Вы курили в помещении!

– Это моя квартира. Могу курить, могу трупы потрошить.

– Курить аморально. Я напишу жалобу в квартальный совет по этике. Вы не принимали участия в голосовании по уличному освещению!

– Тебе бы мужика нормального.

– Хам!

Но главное – не это.

Космос – это пустота.

Но без космоса пустота в душе страшнее стократно.

Я выходил на балкон и смотрел в ночное небо. Звезды замазаны городскими испарениями, как иконы – соплями.

Но звезды – есть. Они там, за тонким слоем атмосферы. Без меня.

А я – без них.

Росла батарея пустых бутылок на балконе. Росла гора жалоб в квартальный совет по этике: «не поздоровался», «не хочет обсуждать новости», «не исповедует ни одну из одобренных религий».

Через три месяца я позвонил Чугунному и извинился. Тот обрадовался:

– Я выиграл пари, между прочим. Коллеги говорили, что вы и месяц не продержитесь. А я сразу сказал: командор – он такой упрямец, не меньше трех. Приходите завтра. Через неделю начинаются курсы, очередной поток. Закончите, сдадите на категорию – и полетите ревизовать. Работы невпроворот: на Ганимеде эпидемия синюхи, слышали? А на восьмом терминале жуткий скандал: радист брал деньги с контрактников и допускал к техническому каналу связи!

Список предметов вызывал идиосинкразию: «Санитарные нормы на станциях дальнего космоса», «Регламент деятельности страховых космических агентств», «Контроль и учет использования микробюджетных средств», «Правила эксплуатации петлевых установок очистки биоматериалов»…

Очень хотелось взять эту петлевую установку и повеситься на ней.

Но я терпел. Скрипел зубами, зубря всю эту хрень.

За минуту на борту космического корабля я был готов год обнюхивать гальюны на заброшенных станциях.

– Я пересдам, профессор, – вздыхаю я, – выучу все эти инциденты на Церере, сколько бы их ни было.

Старичок улыбается:

– Я в вас и не сомневался, Крюков. Приходите завтра.

Бардак.

В министерство вызвали к двенадцати. Я приперся, таща в папке сертификат с весьма бледными оценками, худшими в группе. Ревизор четвертой категории, прошу любить и жаловать.

Ниже по статусу в управлении контроля – только робот-уборщик.