Юрий Красавин - Полоса отчуждения

— Ва-си-лич! — благодарно вздыхала зрительская аудитория. — Благодетель…

Самым же веселым и всеми любимым местом в общежитии была кухня. Здесь, перебивая голос из репродуктора, оглушительно шкварчало сало на сковороде, шипела вода, вырываясь из кипящего чайника на раскаленную плиту. Здесь же кто-нибудь стирал носки в раковине умывальника или гладил рубашку на кухонном столе, подстелив байковое одеяло, или чистил картошку, а в дверях обычно маячила грузная фигура тети Насти или тети Полины.

Если тебе скучно — иди на кухню, там развеселят. Если ты хочешь с кем-то увидеться и поговорить — где же застать его, нужного тебе человека, если не здесь. Пришить пуговицу, почистить ботинки, завязать галстук, забинтовать пораненный палец — все это способней делать именно на кухне.

Сестры Осиповы поселились здесь, что называется, на птичьих правах: в рабочем общежитии мест не оказалось, их и поместили временно сюда, в итээровское, в комнату к Нине Терентьевой, инженеру-конструктору.

Шура была существо веселое, начиненное песнями и мурлыканьем; она жила как бы свернувшись в клубок и выставив наружу в качестве защиты от внешних врагов наивные глаза и доверчивую улыбку.

Течение жизни несло Шуру, она отдалась ему всецело, безоглядно, с готовностью к любым поворотам. Лодку ее судьбы несла река широкая и неторопливая, и не было на лодке ни руля, ни ветрил. Шуре нравилось само это течение, она принимала жизнь и свою, и общую как нечто заранее предопределенное и ничему не удивлялась. К берегу прибьет — значит, так и надо; на стрежень вынесет — ну и пусть, значит, всех выносит.

Размышления о себе самой занимали ее мало, а постоянное мурлыканье и пенье говорило о том, что она довольна всем и почти счастлива. «Почти» — это из-за мелких огорчений, если б не они — счастлива всецело, и только.

На исходе первой недели проживания в общежитии самый лихой из итээр Гена Сорокин застал ее одну в комнате, полез к ней — она его не оттолкнула сразу, то ли растерялась, то ли озадачилась; Гена, удивляясь в глубине души этой простоте и доступности, стал торопливо дергать пуговицы на ее халатике… она выпихнула его в коридор так яростно и сильно, что сам Гена был озадачен и огорошен. По его мнению, счастье было так возможно! Оказавшись в коридоре, где вахтерши в этот момент не было, Сорокин принялся стучаться в девичью комнату и кричать:

— Шура, открой! Слышишь?.. Шура, я люблю тебя!

Пришла тетя Настя урезонивать его и не скоро в этом преуспела. Пылкая любовь Гены, вспыхнувшая столь внезапно, немало потом повеселила общежитие. Стоило ему появиться на кухне, как тотчас кто-нибудь пищал: «Шура, я люблю тебя!» Сначала Сорокин злился, обещал кое-кому «зафонарить», а потом махнул рукой и закрутил любовь с крановщицей Верой из рабочего общежития, которой и был окончательно утешен.

Все шло своим чередом. Кому-то Шура строила глазки и на другой день того забывала; с кем-то шла в кино, и этот кто-то оставлял ее ради другой — она и тут не огорчалась.

Жизнь была удивительна, увлекательна и прекрасна. Каждый день случалось что-нибудь такое, отчего Шурочка в удивлении или восторге готова была по-щенячьи повизгивать.

Вот отправилась в оперетту…

«О баядера, нежный ласковый сон! О баядера, я тобой ослеплен».

Вернулась поздно, и мелодии оперетки все еще звучали в ней.

— Шурка, уймись! — приказала сонная Нина. — Полночь уже, а ты петь надумала…

А как ей было уняться! Впечатления дня бродили в ней как брага: театральное представление… потом парень этот, что прилепился еще в театре… Нет, она не такая дура, чтоб не видеть: он в нее влюбился! Сразу, с первого взгляда.

— Я вас провожу…

Мимо пекарни шли — кавалер бодренький был, свысока этак «девочкой» называл:

— Ты, девочка, в школу ходишь или как?

Узнал, что она вовсе не школьница, на заводе работает, вроде бы этак приосанился, однако возле кондитерской фабрики обнимать полез. Шурочка же засмущалась — так прям засмущалась! — что он отступил, сообразив: она еще никогда ни с кем не целовалась. «Что вы, что вы! Как вы могли такое подумать! Хи-хи!..» Смущение — это ее любимое оружие на все случаи жизни.

Приближаясь к дрожжевому, он уже старательно «выкал» и совершенно разоткровенничался:

— А я работаю мастером… Если с прогрессивкой, то две с половиной сотни. Иногда и больше… У меня восьмая очередь на квартиру, а дом уже на подходе. Скоро комиссия будет принимать. Если бы я был женат, мне дали бы трехкомнатную. Мама торопит: женись скорей… Но как-то все… Девушек много, но ведь хочется самостоятельную. А у нас все верченые какие-то…