Луис Урреа - Дом падших ангелов

На руках ее запах. Первый раз в жизни он его чувствует. Поднес ладонь к лицу. Никому ведь не расскажешь. Волшебный запах. Наверное, он никогда больше не будет мыть руки. Чтобы еще и еще раз вдыхать ее запах. Ух ты , вздохнул он. Может, рассказать Младшему Ангелу. Младший Ангел не сочтет его извращенцем. Он, может, даже знает какие-нибудь стихи про это. А вот Пато? Его собственный отец – не-а. А Старший полезет обнюхивать пальцы.

Они занимались любовью – и она, не поверите, села сверху, и он мог видеть, как двигается ее стройное тело, – а потом она уютно устроилась на его груди и перебирала волоски.

– Как я рада, что ты их не удаляешь, – бормотала она.

Он возмущенно фыркнул, но почувствовал себя деревенщиной.

– Я мечтатель, – сказала она.

– Это уж точно. – Он тихонько засмеялся. – Люди в небе.

– Да нет. Я не о том. Мечтатель, дример. Из программы DREAM [272] DREAM – аббревиатура от Development, Relief and Edu cation for Alien Minors , закон о предоставлении гражданства лицам, подпадающим под действие программы DACA – программы защиты от депортации определенной категории незаконных иммигрантов, въехавших в США несовершеннолетними. Дример – иммигрант, подпадающий под действие этой программы. – Примечание переводчика. .

– Это еще что такое?

– Ты что, никогда не слышал? Для студентов без официальных документов.

Он приподнялся на локте:

– Черт, так ты нелегалка?

– Марко (она наконец-то назвала его правильным именем), ты все-таки не совсем балбес. – Она нащупала его подбородок, поцеловала, перекатилась на бок и уснула.

Лупита перетащила Джимбо на диван, подоткнула со всех сторон мягкое одеяло. Задержавшись в ванной, поправила макияж, прополоскала рот, стащила из запасов Джимбо пачку сигарет. Он продолжал безмятежно спать. Лупита поспешила к машине. Она не собиралась пропускать праздничный торт.

Кеке был счастлив. Он брел по улице с карманами, полными печенья. Он не видел маму уже два дня. А скоро по телевизору его сериал про братьев-призраков, что вылезают из всяких странных мест.

Но вообще он устал. И готов съесть все, что найдется в холодильнике. А если не заснет, то попозже заберется на задний двор к Мирне Бустаманте и стащит «Лего» из песочницы. А еще он будет ждать машинки. Их должны доставить прямо домой. Старый добрый Младший Ангел. Славный дядька. И машинки, и автобусы, и голуби.

– Дикая штучка, – напевал он. – Ты заставляешь мое сердце петь [273] Культовая песня группы The Troggs. – Примечание переводчика. .

Все наркобабки того козла Джио, скомкав, затолкал в карман. Он пытался взбодрить Лало, тыча кулаком в плечо, но тот растекся в шезлонге, бессмысленно пялясь на свои вытянутые ноги.

– Позже, пап, – сказал он. – Ты, может, захочешь на минутку выбраться из города.

Лало выразительно поднял средний палец.

– Да ладно, – буркнул Джио.

Минни и Ла Глориоза убирали со столов. В жизни не видели столько бумажных тарелок. Откуда они тут? Красные пластмассовые стаканчики.

– Главное, не останавливаться, – распорядилась Ла Глориоза. – Чтобы твоя мама не встряла.

Перла подсела к старухам играть в карты.

– Папа и дядя дерутся, – сообщила ей Минни.

– Мужики – идиоты.

И никто из подружек не возразил.

В это время в спальне:

– С меня довольно. – Младший Ангел встал с твердым намерением уйти.

– Сядь.

– Нет.

– Carnal! Присядь на минутку. Пожалуйста.

Ярость и тоска, ярость и тоска.

– Я хочу уйти из твоего дома.

Уйти из дома, из этого района, из этой семьи. На этот раз навсегда. Нет никакого старшего брата, нет очаровательной племянницы, нет родственников, Глориозы, нет проклятого папаши. Нет истории. Нет прошлого. Только дурацкая здоровенная полицейская тачка на улице. И все. И уехать. Ехать прямо до Сиэтла. Двинуть на север, потом свернуть направо и раствориться среди гор на западе. Похоронить себя в снегах. Ехать и ехать на север. До самого конца шоссе и осесть в Хомере, на Аляске. Наблюдать, как орлы кружат над побережьем. Писать стихи. Он мог бы встретить там музу – женщину с роскошными волосами, умеющую готовить хороший кофе. Мог бы забраться в такую глушь, откуда надо выбираться неделю, чтобы отправить открытку. Но не мог и шага сделать от кровати Старшего Ангела.

– Если я уйду, – выговорил он наконец, – я никогда больше не вернусь.

– Сядь, Carnal , – повторил Старший Ангел.