Ремус Лука - Избранное

— Только две, Константин?

— А сколько? — Константин угрожающе поднялся.

— А за сколько мы уговаривались?

— К чертовой бабушке уговор. С цыганами я не договариваюсь.

— Нельзя, Константин! Нас жены ждут, заплати нам!

— Молчи, ворона! Как пырну ножом!

Музыканты отступили, шепотом советуясь между собой. Парень искоса поглядывал на них. Наверху, в окнах Сэлкудяну, погас свет.

— Не хочешь отдавать, Константин?

— Нет. Плохо вы играли, не все из клуба пришли.

— Константин, говорю тебе, заплати, пожалеешь…

— Помолчите, а то шкуру спущу. Убирайтесь отсюда!

— Руки коротки, кулак!

— Что-о-о! — И, покачиваясь, он двинулся на них, но не догнал и лишь услышал вдалеке их проклятия.

Он тоже пошел назад, в долину, к дому Выша.

Истина не ждала его. Лампа была погашена. Наверное, спала. Он стучал в окно, выходившее в сад, пока не услышал сонный голос:

— Кто там?

— Я.

— Это ты, Константин? Погоди, выйду. Чего это ты в такую поздноту шляешься?

Споткнувшись, он вошел в дом. Истина зажгла лампу и задернула занавески на окне.

— Боже, да ты пьян! — Она схватила его за руку и усадила на кушетку. — Посиди здесь, я принесу немножко рассолу, выпьешь — в голове прояснится.

Константин удивился, что вид этой пышной женщины в одной рубашке больше не волнует его. Он подпер голову кулаками и вздохнул:

— Эх, мать моя, матушка! Подожгу я село!

— Брось, не подожжешь ты села из-за девчонки, — насмешливо сказала Истина, внося горшок с рассолом.

— Украду ее, натешусь, а потом посмотрю, как Сэлкудяну не отдаст ее за меня.

— Он и тогда не отдаст, а убить тебя — убьет…

— Это я убью Пантю.

— Смелости у тебя не хватит убить такого парня, как Пантя…

— Я их подожгу, когда они все в клубе соберутся!

— И что тебе, полегчает от этого?

— Хоть успокоюсь. Совсем успокоюсь… Черт подери эту жизнь! И кто ее придумал? Нескладно она устроена.

— Не кричи так. Услышат, плохо тебе будет.

— Кто услышит?

— А хоть учительница…

— Учительница? Хм! Учительница… Ха-ха… барышня… ха-ха-ха… Пусть слушает! — И он разразился безудержным, диким хохотом.

Волосы у Константина спадали на лоб, на висках выступил пот, мутные глаза были неподвижны. Жалкий вид парня рассмешил Истину.

— Слыхала? Только смотри не лопни от смеху. Ведь это меня, меня она в мужья не хочет…

— А кому ты нужен?

— Многие за мной гоняются.

— Только дурочки.

— Почему дурочки?

— Да так.

— Что? А ты за мной не бегала, Истина, дорогая? Ведь ты любишь меня.

— Любовь-то любовью, а замуж бы за тебя не пошла.

— Почему?

— Случись так, что хоть в петлю лезь, тогда, может, и пошла бы. Что мне, забот, что ли, мало? Поставки большие, повинностей тьма, налог — хоть на телеге вози. Мне и так с тобой жить не плохо.

— Ха-ха-ха-ха, а ты не дура, только стерва, ха-ха-ха.

Истина смотрела на него с насмешливой жалостью.

— Здорово ты нализался! Пойди ляг, пройдет.

— Не лягу.

Он встал, осененный мыслью, неожиданно мелькнувшей в его возбужденном мозгу.

— Пойду к барышне, к учительнице…

— Ну тебя к черту, сиди, где сидишь…

Константин, покачиваясь, отступил шага на три. Лицо его исказилось и побледнело. Почувствовав, что у него выворачиваются все внутренности и что дом кружится вместе с ним, парень простонал:

— Худо мне…

— Худо? Погоди, ведро помойное принесу…

Пока Константина рвало, теплые руки женщины поддерживали его голову. Потом она вытерла ему лицо полотенцем, намоченным в холодной воде, раздела и уложила на кушетке на толстое шерстяное одеяло.

Во сне Константин бормотал угрозы. Она испугалась: «Ишь ты, хочет клуб поджечь… На это хватит его, дурака…»

Видя, что Саву каждый вечер, как только стемнеет, нахлобучивает шапку, берет палку и, буркнув: «Надо в клуб сходить», — пропадает на три-четыре часа, Мария стала задумываться. В пятницу, когда он снова взялся за шапку и потянулся за палкой, она стала в дверях и спросила дрожащим голосом:

— Чего это тебе нужно каждый вечер в клубе среди парней и девок? Уж не отнял ли господь бог у тебя разум на старости лет?!

Саву удивился и внимательно посмотрел на жену. Он понял, что тут недоразумение, которое надо выяснить безотлагательно, и ради этого можно даже немножко опоздать в клуб. Саву уселся за стол, предложил сесть и Марии. Жена осторожно подошла, с сомнением вглядываясь в него.

— Садись, — сказал он торжественно. — Ты знаешь, что я коммунист?