Ремус Лука - Избранное

София не ответила. Она посмотрела на Ляну, сделав вид, что не понимает. Женщина, стоявшая перед нею, испытующе глядела на нее, не скрывая, что ей доставляет удовольствие покопаться в чужой душе.

— Флоарю? — переспросила София, превозмогая досаду, что этой женщине больше не о чем и поговорить.

— Ага! Флоарю, сноху Обрежэ. Знаешь, ту… Ну, ту, которая была зазнобой Тоадера.

— Слыхала.

— А ты слыхала, что Тоадер не хотел ее исключать, это другие его заставили, то есть партия. Нужно, говорят, всех кулаков выгнать, а Тоадер говорит, что Флоарю пожалеть нужно, потому что она и не кулачка вовсе, а из бедняков, а другие говорят, не защищай ты ее, вот и исключают ее, Флоарю-то…

София охотно оставила бы Ляну разговаривать с плетнем, но не позволяла вежливость, да и сама София не хотела дать этой сороке повода считать, что она не доверяет мужу. А Ляна все стрекотала:

— Может, ты не знаешь, но он ведь ее крепко любил. Все село удивлялось, как он ее любил, они ведь чуть не утопились в Муреше, когда ее замуж выдали за худосочного Вирджила! И сейчас, видать, он ее не забыл, все еще сердце из-за нее екает. Не будь этого, чего бы ему ее защищать… София, дорогая, ты не сердись, что я тебе сказала… Не сердись, слышишь! Убей меня бог, если сказала больше того, что слышала…

— Я не сержусь, Ляна. Чего мне сердиться? На то и язык у людей, чтобы говорить… Ну, до свиданья, я пошла, а то уже поздно.

— Иди, София, иди с миром…

София шла по узенькой хуторской улочке и с горечью думала, что есть еще люди, которые своей глупостью могут замутить и самый чистый колодец. София не верила ни одному слову Ляны, да и верить-то было нечему: откуда Ляне знать, что за человек ее Тоадер? «Глупые, бестолковые люди! Может, и другие говорят так же, как и эта баба, которая, кроме как на пасху, и пыли в доме не сотрет. И почему они так говорят о Тоадере? Что он им сделал? Ничего. Он из-за них убивается, ночи не спит. Тоадер, Тоадер, почему тебе кажется, что все люди такие, как ты?» Но если ему это сказать, он рассердится, будет думать, что она опять боится, хочет, чтобы он стал покорным, терпеливым, как женщина; а она и сама не знает, чего она хочет, что ей нужно. Все, чего она так страстно желала до сих пор, как видно, не сбудется, и теперь ей остается только одно: сделать так, как хочется мужу. Но вот находятся люди, которые завидуют и этому маленькому счастью. Почему?

Софии пришлось еще раз остановиться возле двора Хурдука. Леонора как раз кормила кур и кричала на петуха, который бессовестно отгонял кур от кукурузы. Увидев Софию, она перестала кричать на жадного отца куриного семейства и поспешила к калитке.

— Доброе утро, София. В село идешь?

— Да.

— Купи мне немножко соли.

— Куплю. Давай деньги.

— Денег у меня нету. Я тебе яичек дам.

— Хорошо, давай яички.

Передавая Софии яйца, Леонора смотрела на нее с нескрываемым злорадным любопытством, отыскивая на ее красивом лице следы тревог и бессонных ночей, но, не найдя их, заговорила, растягивая слова:

— Слыхала, чего наши мужики задумали?

— Слышала.

— Ну, и что ты скажешь, не рехнулись?

— А почему рехнулись?

— Разве не видишь, что в них словно бес вселился? Кажется, умрут, если хоть четверть часика посидят на месте.

— Они лучше знают, что делают…

— Своему-то я не удивляюсь. Уж он такой. Если Тоадер в колодец бросится, так и он за ним. Они уж на веки вечные связаны…

— Друзья…

София ждала, что и острая на язык Леонора поведает ей своим певучим голосом, о чем говорят на селе, и старалась заранее принять самый безразличный вид. Она смотрела на соседку и удивлялась, как это та среди бесконечных домашних забот находит еще время и для разговоров. В эту минуту на пороге показалось трое младших ребятишек. Несмотря на мороз, они вышли почти голяком, протирая заспанные глазенки, и хором принялись звать мать, чтобы она их накормила. Леонора крикнула, что крынка с молоком в печи, а хлеб на столе, могут поесть и сами. София хотела было сказать соседке, чтобы та пошла, присмотрела за детьми, ведь они еще маленькие, натворят еще чего, но побоялась, что Леонора примет это за желание избавиться от неприятного разговора. Она только ласково взглянула вслед ребятишкам, которые с визгом бросились в дом, и вздохнула. «Много у них детей, трудно им приходится, — подумала она. — И все-таки больше порядка и чистоты могло бы быть в этом доме, где две старшие дочери уже на выданье!»

Леонора на свой манер поняла вздох Софии и с сочувственной улыбкой опять запела: