Ремус Лука - Избранное

«Как быть? — спрашивал себя Тоадер. — Он словно налим под корягой. За что его ухватить, за что вытащить, когда даже хвост не торчит?» Тоадер понимал, что товарищи его не доверяют Мурэшану, чувствуют, что он врет, и тоже теряются перед этой ложью, раскрашенной под правду. Он смотрел на Мурэшана, сидевшего напротив него и говорившего как будто очень искренне. И тут, оттого что все сомнения миновали, Тоадер сказал про себя: «Подлец! Много ума у тебя, да плохо ты им пользуешься!» — а вслух сдержанно проговорил:

— Ты прав. Здесь всякий мог бы ошибиться.

Тоадер замолчал, испытующе вглядываясь в сизое лицо Мурэшана, в его мутные глаза.

— Не знаю, товарищи… Не знаю, что бы сделал другой на моем месте… Зачем мне увиливать от ответственности? Факты показывают, что я ошибся, и вы должны меня строго осудить, по-товарищески помочь мне, дать взыскание…

— Еще вопросы есть у кого-нибудь? — спросил Тоадер.

Никто не ответил. Все молчали, думали, лица у всех были мрачные, глаза хмурые.

— Тогда приступим к обсуждению, — предложил Тоадер. Он был совершенно спокоен, потому что сомнения его рассеялись. Он понял, что за человек перед ним, и успокоился.

— Кто хочет высказаться?

Поднялся Викентие и, улыбаясь, громко заговорил:

— Все ясно, товарищи. Плохо он руководил партийной организацией. Многого не понимал. От его руководства был только вред. Предлагаю исключить Мурэшана из партии.

— Так. Исключить, — раздельно произнес Филон Герман. — А за что? За глупость, да? За глупость — это легко. Только тогда мы и себя исключить должны, ведь мы его выбрали секретарем. Глупым тот бывает, кто сам себя объедает, но еще глупее тот, кто все другому отдает. Так или не так? Сначала нужно доказать: по глупости это или намеренно?

— Было ли это намеренно, доказать невозможно, — проговорил Тоадер Поп. — Пока невозможно.

— Значит, исключать было бы неправильно, — сказал Пэнчушу с тайным сожалением.

— Да, неправильно, — подтвердил Тоадер.

— У меня есть предложение, — решительно заговорил Хурдук. — Дадим ему выговор, пусть он даже все по глупости это сделал. И будем дальше расследовать… Запросим райком, посмотрим еще раз его биографию, проверим рекомендации, да и его самого еще спросим… А потом уж вынесем решение.

— Таково и мое мнение, — присоединился Тоадер.

— И мое! — поддержал Филон Герман.

— Дело ваше, — сказал Викентие. — Я бы исключил и не ломал больше головы. Вот мое мнение!

— Ставлю, товарищи, на голосование, — объявил Тоадер. — Кто за выговор, с тем, чтобы продолжить расследование?

Викентие воздержался, остальные проголосовали «за».

Тоадер Поп остался один. Он хотел еще раз перечитать протоколы заседаний, особенно сегодняшнего. Хурдук заявил: «Мне еще нужно кое с кем поговорить». У Пэнчушу и Филона Германа были дела в коллективном хозяйстве. Викентие и Мурэшан вышли вместе.

Смеркалось. Погода стояла ясная, безветренная. Село затихало, готовясь отойти ко сну.

Тоадер Поп сидел при свете лампы и читал. Он читал и думал только об одном человеке, о Иосифе Мурэшане. Читал и искал его между ровных строк, выведенных рукою Филона Германа, видел его на каждом из собраний, слышал, как тот говорит, а иногда чувствовал, что тот думает. Теперь Тоадер больше не сомневался, что знает его, и знает хорошо. Теперь нужно было только содрать серую кору и обнажить гнилую сердцевину дерева: тогда будет достаточно легкого толчка плечом, и оно бесшумно упадет, превратившись в труху. Такова судьба гнилых деревьев, которые не годятся даже на дрова.

Было уже поздно. Тоадер запер бумаги в шкаф, потушил лампу, дважды повернул ключ в замке входной двери и, не торопясь, отправился домой, мурлыкая песенку.

Пересекая главную улицу, он увидел идущего ему навстречу человека, который показался Тоадеру знакомым. Тот торопился, делая широкие шаги, размахивая руками, и направлялся прямо к Тоадеру.

Тоадер остановился, разглядывая его. Узнав Корнела, он вздрогнул. Поравнявшись с Тоадером, тот повернул к нему хмурое лицо, на котором застыла злобная гримаса, поздоровался и пошел дальше.

Тоадера охватило волнение. Зазнобило, будто от холода, он прошел несколько шагов, остановился и невольно обернулся, чтобы посмотреть на Корнела. Тот тоже остановился шагах в пятидесяти от Тоадера и погрозил ему кулаком, потом круто повернулся и пошел по дороге, яростно меряя ее огромными шагами.

Несколько мгновений Тоадер смотрел ему вслед, испытывая боль от давних воспоминаний, погребенных во мгле. Он никак не мог вспомнить, у кого была такая же гордая походка, кто это так же легко нес свое сильное крупное тело. Голос Корнела тоже напоминал ему чей-то знакомый густой бас. Нет, никак не мог вспомнить Тоадер: кого же напоминал ему Корнел?