Алексей Шерстобитов - Дневники обреченных

— Вы пока там?…

— Ну а где же… — Положив трубку, он включил микрофон в боксе и, постучав слегка, поинтересовался:

— Кирилл Самуилович, доброе утро! Вы как себя чувствует… — Человек глубоко вздохнул и медленно выдохнув, будто ожидал именно этой минуты, произнес:

— Это не важно, а главное ненадолго. Нам пора…, и мы сожалеем, что не смогли вам помочь в ваших исследованиях. На самом деле вам это совершенно ни к чему, гораздо полезнее «дневники». Марина Никитична, вы знаете кому их передать — сделайте это не задумываясь… — Лагидзе, повернувшись, посмотрел на подчиненную, сделал движение головой, означающее: «Да неужели?», затем отвернулся обратно и поинтересовался:

— А почему «ненадолго», и что значит «мы», вы как-то очень изменились, Кирилл Самуилович?…

— Его уже давно нет, с момента ослепления…, а не надолго, потому, что нам пора…, а «мы» — по дневникам поймете… Уходя, мы оставим один ответ, на мучающую вас загадку, она сможет укрепить крепость веры уверовавших, направить задумавшихся о Боге к Нему, дать надежду подошедших к кончине…

— Но кто вы тогда?! Хоть… — Он не успел договорить, как от тела исшел сноп настолько по яркости ослепительного света, устремившегося сквозь бетонный потолок вверх, что прежде чем ослепить на малое время людей за ним наблюдавших, словно рентгеновским лучом просветил тело покойник.

Через секунды зрение начало возвращаться и перед ними предстало, будто осевшее в своем объеме тело, лицо немного осунулось, приняв более знакомые буслаевские черты:

— Прах к праху… — Почему-то произнесла Шерстобитова, наложив на себя крестное знамение, дополнив:

— Царствие тебе Небесного!..

Быстро сориентировавшись Лагидзе уже кричал в трубку требуя отмечать и параллельно докладывать ему все изменяющиеся физические параметры Буслаева. Ответ на что услышал:

— Сердце остановилось иии…, странно…

— Что странно… Не молчите!

— Мозг тоже мертв, хотя минут пять то, как минимум должен еще жить… Хм… Температура тела падает быстро — уже двадцать пять по Цельсию, а всего минута прошла — так не бывает! Если только…

— Что?!

— Если только оно уже не было до этого и его лишь снаружи чуть подогрели…

— Вы думайте, прежде чем…

— Виноват! Захар Ильич, но это датчики…

— Ладно, мы должны войти в бокс… Посмотрите, что с составом воздуха…

Воздух бокса оказался ионизирован, будто сразу после грозы, запах свежести с привкусом, какого-то цветочного микса, которым хотело вдыхать непрерываясь. Оба вошедших, дышали полной грудью, забывшись, закрыв глаза, наслаждались этими мгновениями, пока в громкоговорителе не прозвучало:

— Захар Ильич, датчики показывают, что тело…, даже не знаю…

— Ну что еще?

— Сохнет, что ли, будто мумифицируется… А у вас то чего, на экране вы все закрыли… — Лагидзе, сделав шаг в сторону, открыл видимость камере, способной увеличивать — тело Буслаева, то есть видимые его части, на глазах сморщивались, сжимались, постепенно лишаясь подкожной жировой прослойки и жидкости, благодаря чему рельефность проступала сквозь желтеющую, принимающую вид пчелиного воска, кожу.

— Вы фиксируете?

— А как же… Страшновато как-то… У вас то все в порядке?… — Марина, легко перенося, после своей продолжительной практики в профессии судмедэксперта, не смогла не съязвить:

— Да мне то что, я в памперсах, а вот… — Она посмотрела на совершенно побелевшего лицом Захара Ильича, никогда не видевшего настоящих мумий, да и вообще к трупам относящегося с брезгливостью, как любой нормальный человек, и заметив начинающие искривляться тонкие синеющие губы шефа, выхватила заранее приготовленный, еще для Буслаева, шприц, понимая, что находящийся в нем раствор, наиболее подходящее средство для этой минуты, поставила укол прямо в шею. Главный психиатр пошатнулся, но удержавшись на ногах, закрыл лицо одной рукой, второй облокотившись о стену, начал постепенно приходить в себя.

Через пять минут, как в чем не бывало, Захар Ильич, раздавал команды, то и дело снующим научным работникам, фиксировавших особенности останков. Были вызваны другие специалисты, в том числе и радиологи, ибо исшедшая ярким снопом света неизвестная энергия оставила след на простыне, прикрывавшей тело усопшего, чем-то похожий на след «Туринской Плащаницы», обвивавшей тело Христа. Уже сидя за чашечкой крепкого кофе и рассматривая аккуратно свернутую ткань, обложенную со всех сторон пакетами с буслаевскими артефактами Лагидзе задумчиво произнес, обращаясь к Марине, но так, что бы слышали все присутствующие: