Маттиз в дверях:
— Да здравствует Советская республика! Да здравствует мировая революция!
Маттиза выводят.
Поднимается бургомистр Гарайс.
— Господа, я коротко отвечу на несколько адресованных мне вопросов. Что касается конного турнира, то я вам действительно говорил, господин Безен: турнир при всех обстоятельствах состоится в Альтхольме. Что ж, меня ввели в заблуждение. Я положился на слово одного дворянина, и не побоюсь здесь публично назвать его имя: это граф Пернат ауф Штрохайм. Когда мы в прошлом году закладывали дорожку и строили дорогостоящие трибуны, граф дал мне слово, что турнир будет проводиться в Альтхольме по меньшей мере пять лет подряд. Вчера я получил от него письмо, он сообщил, что в связи с изменившимся положением турнир состоится не в Альтхольме. Предоставляю вам самим оценить слово дворянина.
— Фи!
— Вот именно, господин санитарный советник, — «фи» в адрес графа Перната… Что же до того предупреждения в «Хронике», о котором упоминал господин обер-мастер Безен, вот оно, передо мной. Это не редакционная заметка, это, господа, анонимное письмо. Причем напечатанное в то время, когда крестьяне еще и не помышляли о каком-то бойкоте. Это как раз и есть то, господа, что я называю «подливать масло в огонь». Разумеется, мне и в голову не приходило упрекнуть в чем-то подобном столь заслуженную и умеренную «Нахрихтен».
Господин Хайнсиус спросил, почему здесь нет обер-бургомистра Нидердаля. Могу лишь сказать на это, что господин обер-бургомистр в отпуске. Я постоянно держу его в курсе всех дел. Он в любое время готов прервать свой отпуск, даже сам предлагал. Но я не счел необходимым его беспокоить.
Как показывает случай с турниром, господа, мы находимся в положении города, окруженного противником. Мы смеем надеяться на помощь от властей провинции, но когда придет эта помощь, неизвестно. Пока же нам нужнее всего сплоченность и единство, единство в борьбе.
Тут внесли предложение сесть с крестьянами за стол переговоров. Господа, вы встретитесь за столом не с крестьянами, а, в лучшем случае, с какими-нибудь так называемыми «вожаками», которые не прочь нажиться на чужой беде.
— Неслыханно!
— Да, неслыханно! Но это так… Не проявляйте слабости, господа, откажитесь от переговоров. Противопоставьте упрямству померанских крестьян упорство померанских горожан. Будьте едины, господа. Передаю слово асессору Штайну для разъяснения по делу.
Худощавый нервный брюнетик поднимается.
— Многоуважаемые господа, я, как некоторые из вас знают, являюсь ответственным секретарем комиссии общественного призрения. В наши обязанности среди прочего входит также воспитание и опека внебрачных детей в городе.
Здесь жаловались на то, что из-за отмены конного турнира будет причинен большой ущерб городской торговле и промыслам. Господин обер-мастер Безен оценил его для гостиниц и трактиров в страшную сумму — двадцать одна тысяча марок.
Конечно, господа, город потеряет больше, если учесть убытки и других промыслов. Но что, спрашивается, выиграет Альтхольм в результате отмены турнира? Позвольте мне проделать небольшой встречный расчет, наберитесь на минуту терпения.
Асессор Штайн, обретя уверенность, с улыбкой оглядывает полные ожидания лица.
— Да, спрашивается: не извлечет ли город пользу из того, что турнир не состоится? Я вовсе не говорю о прямых расходах города на турнир, составивших в прошлом году девять тысяч марок. Я хочу обратить ваше внимание, господа, на нечто другое.
Во время турнира в город приезжают деревенские парни, живут здесь не меньше недели. У них есть немного деньжат, они пьют, развлекаются, ухаживают. Думаю, вы согласитесь со мной, что девушки в городе привлекательнее, чем в деревне. Они лучше одеваются, они чистоплотнее, и крестьянский парень это замечает.
И вот, через девять месяцев после турнира, когда асессор Штайн просматривает расходы и приходы, он вдруг обнаруживает доказательство тому, что городские девушки понравились деревенским парням: в этом году зарегистрировано четырнадцать внебрачных детей как результат прошлогоднего всепомеранского турнира.
Вы скажете, господа: ну и что, беда не велика, это же крестьянские парни, и они заплатят. И вот мы приходим к отцам — тех самых парней, разумеется, — они кряхтят и стонут: мол, парень ничего не зарабатывает, а сколько еще на него тратить придется… Сейчас ему в зимнюю школу надо, потом на пару годков в земледельческий техникум… а на дворе от него пользы — все равно что ничего, карманных денег не окупает. В результате заботу о детях берет на себя город. Посчитайте-ка: четырнадцать детей — сначала ясли, потом детский приют, потом учебный интернат. Меньше, чем в пять тысяч марок, ни один ребенок не обходится. Итого семьдесят тысяч. Плюс девять тысяч прямых расходов на турнир, значит, всего — семьдесят девять тысяч марок. Пока это возместится, много еще всяких убытков потерпим.
Читать дальше