Анатолий Чмыхало - Дикая кровь

Как бы там ни было, а в юрте остались трое. Слабым голосом Ишей попросил сыновей подойти поближе и внимательно выслушать его.

— Земля, которая родила нас, была нашей колыбелью, и в которую мы все уйдем, остается теперь на вашем попечении, — начал он не очень громко, но достаточно внятно. — Все равно, умру ли я сегодня или через месяц, или даже через несколько лет, я уже слишком стар, чтобы править моим народом. Что толку в собаке, не идущей на волка? Не молод и езерский князь Иженей, кому по праву следует стать во главе Киргизской земли, ожесточившейся от многих вражеских набегов. Второй князь, о котором я думал, — это мстительный Табун, сын могучего Кочебая. Он может занять мое место, данное мне народом, если русские согласятся обменять его на другого аманата. Будь Табун здесь, я бы выговорил ему за то, что из-за нескольких прелых соболей он рискует миром и благополучием всех племен. Я буду просить совет князей поставить начальным князем крепкого сердцем Табуна. И вы, почитаемые в улусах дети мои, будьте готовы к тесному союзу с Джунгарией.

— Мы накажем Алтын-хана за разграбленные и сожженные улусы! — с горечью воскликнул Иренек.

— Слушай меня, сын мой. Запомни: часто правители хотят одного, а делают совсем другое. Пусть Табун не спешит ссориться с Алтын-ханом. И пусть не ходит войною под Красный Яр и Томск — нельзя грабить дважды один и тот же город. Мы должны терпеть русских, пока русские еще терпят нас.

— Молодые князья против Белого царя! — скрипнув зубами, отрезал Иренек.

— Потому и против, что они молодые… Но Табун тоже скоро состарится. Кто же тогда станет первым в степи? Или главенство уйдет из алтысарского аймака? Первым должен стать Айкан. Он мудрее тебя, Иренек, — ты перебиваешь меня, а он молчит. К тому же он старший из вас. Повторяю: должен стать Айкан, но он сам не захочет этого. Айкан по-прежнему будет в степи юруктой — сборщиком дани при начальном князе. Наберем у кыштымов достаточно соболей и скота — сумеем содержать постоянное войско, без которого нам уже не обойтись. А народу и войску нужна голова, и головой со временем станет Иренек. Вы слышите?

— Слышим, — сказал Айкан.

— Заходит солнце, гревшее меня… Я советую вам во всем поддерживать Табуна. Нет, он не всегда мудр, но с характером, хитер и дерзок, если чувствует за собой силу. А теперь дайте мне свои руки. Хочу унести с собой их прикосновение — горестную память о том, что я жил на земле.

Он взял протянутые ему руки и слабо пожал их холодными сухими пальцами. Ему казалось, что остаток последних своих сил он передает живущим своим сыновьям. А сам Ишей уже давно мертв, его нет, хотя грудь, когда-то могучая грудь богатыря, все еще дышит и глаза суетливо шарят по лицам Иренека и Айкана.

Нет, начальный князь еще не сказал всего. Он попросил Айкана придвинуться поближе и проговорил шепотом:

— На Красном Яру есть у меня внук. Подумайте, как вернуть его в Киргизскую степь. Не сердитесь на него — он не виноват, что был захвачен русскими и они сделали все, чтобы парень забыл свою родину. Постарайтесь разбудить в его сердце память о нашей степи.

— Хорошо, мой повелитель, — качнул головой Айкан.

— Отец, — поправил Ишей.

Когда сыновья поклонились Ишею и вышли из юрты, Иренек, испытавший вдруг облегчение, неподалеку приметил пастуха Маганаха и подозвал его. Спросил, сузив цепкие ястребиные глаза:

— Ты зачем приехал?

— Я не приехал. Я пришел, потому что у меня нет коня. Его угнали цирики Алтын-хана. Я хочу видеть начального князя Ишея, чтобы рассказать ему все.

— Он умирает.

— Мне нужен конь, пусть самый худой конь, который есть у тебя. Я поеду к Алтын-хану и убью этого старого, злого монгола!

— До Алтын-хана далеко. Вот если бы ты поехал на Красный Яр…

— Убивать русских я не стану, они не убили меня, когда я был там, — решительно сказал Маганах, пытаясь уйти.

— Тебе не надо никого убивать. Ты освободишь из тюрьмы князя Табуна. В остроге прогуливают аманатов и… Мы поговорим с тобой, как это сделать.

— Я поеду на Красный Яр!

Иренек, довольный тем, что пастух внезапно согласился с его предложением, увел Маганаха в свою юрту. Айкан остался у юрты отца провожать к Ишею тех, кого тот хотел видеть. У Ишея за вечер и ночь побывали остальные его дети, побывали все жены, невестки, приехавшие с соседних стойбищ князцы.

На безмолвном и стылом рассвете, когда жить стало совсем ни к чему, Ишей отвернулся к решетке юрты и тихо умер.