Нэнси Митфорд - Любовь в холодном климате

Это правда, в то время я, как и многие молодые женщины, предпочитала светлые оттенки и яркие цвета. Французская мебель с ее литыми бронзовыми деталями (которые Седрик называл бронзами), вычурными линиями и идеальными пропорциями была намного выше моего понимания, в то время как гобелены Людовика XIV, которых было так много в Хэмптоне, казались слишком темными и душными. Я откровенно предпочитала веселый ситчик.

Переговоры Седрика с миссис Хетери дали отличные результаты, и даже леди Монтдор не проявила желания обругать мой чай, который подали строго к ее приходу. Став счастливой, она стала значительно добродушнее к попыткам смиренных созданий вроде меня, проявлять гостеприимство. Ее появление снова повергло меня в шок, хотя я уже успела привыкнуть к ее сияющей улыбке, гибким движениям и несколько поредевшим бледно-голубым локонам, напоминавшим младенческие кудри. Но чтобы она днем была без шляпы и повязывала голову клетчатыми лентами!? Она была одета в простое, но отлично сшитое серое пальто и юбку, и, когда она быстро вошла в залитую солнцем комнату и движением плеч сбросила пальто, под ним обнаружилась пикейная блузка и по-девичьи тонкая талия. Стояла теплая весенняя погода, и я знала, что они вместе с Седриком постоянно принимают солнечные ванны в специально построенной беседке, в результате ее кожа приобрела неприятный желтый цвет и была густо пропитана кремом, чтобы предотвратить появление тысяч микроскопических морщинок. Ее ногти были покрыты темно-красным лаком и выглядели лучше, чем раньше, когда были коротко подстрижены и не всегда безупречно чисты. Старомодные кольца с огромными бриллиантами в золотой оправе исчезли. Им на смену появились рубиновые и изумрудные кабошоны [22] Необработанные или минимально обработанные драгоценные камни. в оправе из бриллиантов, бриллиантовые серьги в форме моллюсков закрывали мочку уха, а более крупные алмазы блестели в паре модных брошей у горловины. Эффект был ошеломляющим. Но хотя ее внешность кардинально изменилась, внутренняя суть осталась прежней, и сияющая улыбка («последний штрих») сопровождалась инспектирующим взглядом сверху-вниз.

— Это ваш ребенок так ужасно кричит, Фанни?

— Да, обычно он не плачет, но сейчас у него режутся зубки.

— Бедняжка, — сказал Седрик, — не отвести ли его к дантисту?

— Ну, у меня есть для вас подарок на день рождения, Седрик. Это не совсем сюрприз, Паркер сказал, что вы наверняка захотите ее получить. Книга называется «Каталог Аккермана» или что-то такое.

— Неужели Аккерман, в самом деле? — воскликнул Седрик, сжав руки под подбородком. — Как вы добры ко мне. Но как вы догадались? Где вы его нашли? Но, дорогая, вы не верите в сюрпризы. Подарок в день рождения действительно должен быть сюрпризом. Я не могу заставить Соню проникнуться истинным духом дня рождения. Фанни, что с этим можно поделать?

Я подумала, что Седрик совершил маленькое чудо. Леди Монтдор была известна тем, что не делала подарки вообще, ни на дни рождения, ни на Рождество, не отступая от своего правила даже ради обожаемой Полли, хотя лорд Монтдор пытался исправить этот недостаток. Но она осыпала дарами, иногда очень ценными Седрика, я догадывалась, что она пытается таким образом выразить ему свою благодарность.

— Но у меня есть для вас настоящий сюрприз, тоже книга, купленная в Лондоне, — сказала она, наивно глядя на него.

— О, нет! — повторил он. Кажется, он знал и об этом сюрпризе тоже. — Я не буду спокоен ни секунды, пока не узнаю, что это за книга. Но все равно не говорите.

— Вам придется подождать до завтра.

— Предупреждаю вас, моя дорогая, завтра я разбужу вас в шесть. А сейчас покончим с чаем, нам пора возвращаться. Я тороплюсь увидеть, что сделал Арчи с теми бронзами. Он делает по одному Булю в день, и у меня есть предательская мысль, а вдруг он прикрутит к комоду какую-нибудь деталь от своего грузовика? Что скажет дорогой дядя Монтдор, если наткнется на Буль с шестеренками посреди своей Длинной галереи?

Какой удачной мыслью со стороны Монтдоров было вспомнить о Седрике и пригласить его в Хэмптон. Он совершенно очаровал и загипнотизировал их, все, что бы он ни сделал, казалось им совершенством.

Появление Седрика в Хэмптоне вызвало серьезные волнения во внешнем мире. Лондонское общество не скоро получило возможность составить о нем свое мнение, потому что это был год Великой Депрессии. Вернее, Седрик и Депрессия прибыли почти одновременно, и леди Монтдор, хотя сама и не пострадала, считала в те дни Лондон слишком скучным и не хотела держать Монтдор-хаус открытым. Чехлы с мебели были сняты только в двух комнатах для лорда Монтдора, когда он хотел посетить Палату лордов. Леди Монтдор и Седрик никогда не останавливались там, они иногда ездили в Лондон, но только на один день. Она больше не собирала большое общество в Хэмптоне, она заявила, что люди теперь могут говорить только о деньгах, это слишком скучно, но я думала, что она хотела как можно дольше сохранить Седрика для одной себя.