Нэнси Митфорд - Любовь в холодном климате

— Вы действительно должны ухаживать за своим лицом, тетя Соня.

— Что?

— Питательный крем. Я покажу вам. У вас такое замечательное лицо, но им пренебрегали, не заботились, оно голодало. Мы начнем ухаживать за ним прямо сейчас. Вы увидите, что все можно поправить. Дважды в неделю вы должны спать в маске.

— В маске?

— Да в маске. Это довольно трудно, к утру вы будете похожи на Командора из «Дон Жуана», поэтому утром вам нельзя будет ни улыбаться ни говорить, пока вы ее не смоете. Вам придется даже игнорировать телефонные звонки, для меня это было невыносимо, но так надо.

— О, мой дорогой мальчик, я не понимаю, что это за маска. И что скажет Гриффит?

— Если Гриффит ваша горничная, то она ничего не заметит. Они никогда ничего не замечают. Зато все вокруг заметят вашу красоту, когда исчезнут эти морщинки.

Они были настолько поглощены друг другом и самими собой, что не заметили пришедшего из столовой лорда Монтдора. Он некоторое время посидел в своей любимой позе, прижав друг к другу кончики пальцев и глядя на огонь, и очень скоро побрел спать. За несколько месяцев после брака Полли он превратился в старика, он усох, его одежда висела на нем мешком, его голос дрожал и жаловался. Прежде чем уйти, он передал Седрику книгу стихов, которая была принята с очаровательной улыбкой признательности. Однако, Седрик не стал ее раскрывать и, когда лорд Монтдор скрылся с глаз долой, резво обернулся к жемчугам. Я уже была беременна и чувствовала сонливость после обеда. Я взглянула на картину лихорадочной деятельности и последовала примеру лорда Монтдора.

— Спокойной ночи, — сказала я, делая шаг к дверям.

Они с трудом отвлеклись, чтобы ответить. Теперь они стояли рядышком перед зеркалом с лампой у ног, счастливо улыбаясь своим отражениям.

— Как вы думаете, что лучше — это или это? — спрашивал один.

— Так намного красивее, — отвечал другой, не глядя.

Время от времени они обменивались драгоценностями. («Передайте мне рубины, дорогой мальчик», «Могу я взять изумруды, если вы закончили с ними?»), теперь у него на голове сияла тиара с розовыми бриллиантами, драгоценности лежали вокруг них на столах, стульях и даже на полу.

— Я должна сделать одно признание, Седрик, — сказала леди Монтдор прежде, чем я покинула комнату. — Мне очень нравятся аметисты.

— О, я тоже люблю аметисты, — ответил он, — если это большие темные камни в оправе из алмазов. Они удивительно подходят друг к другу.

На следующее утро, когда я зашла к леди Монтдор попрощаться, я обнаружила Седрика в ее бледно-лиловом шелковом капоте, сидящим на уголке ее кровати. Оба они втирали в лицо крем из большой розовой банки. Он пах очень приятно и, конечно, принадлежал ему.

— И после этого, — рассказывал он, — до конца своей жизни (а умерла она только на днях) она носила густую черную вуаль.

— И что же он сделал?

— Он разослал свои карточки по всему Парижу с одной надписью: «Тысяча сожалений».

С момента, когда Монтдоры впервые увидели Седрика, больше никогда не поднимался вопрос о его дальнейшем пребывании в Хэмптоне, его приняли раз и навсегда. Они раскрыли ему свои сердца и почти сразу полюбили его даже сильнее, чем любили Полли с самого ее детства. Огромная пустота, образовавшаяся в их душе после ее отъезда, снова была заполнена человеком, способным дать им больше тепла и внимания, чем она. Седрик мог толково обсуждать с лордом Монтдором предметы искусства, наполнявшие Хэмптон. У него имелся огромный запас сведений о французском антиквариате, хотя в общепринятом смысле слова он был не образован, плохо читал, был не в состоянии произвести простейший расчет и с любопытством узнавал о многих элементарных предметах. Он был одним из тех людей, кто воспринимает мир через слух и зрение, его интеллект, вероятно, был не развит, но его любовь к красоте была совершенно подлинной. Библиотекарь Хэмптона был поражен его библиографическими знаниями. Оказалось, что Седрик мог по переплету книги угадать, кем и когда она была издана, библиотекарь заявил, что Седрик знает о французских изданиях восемнадцатого века даже больше, чем он сам. Лорд Монтдор редко встречал людей, способных так вдумчиво и увлеченно обсуждать его любимые комоды и столы, и им с Седриком было приятно проводить над ними целые часы. Конечно, он души не чаял в Полли, она была зеницей его ока чисто теоретически, но никогда не могла составить ему компанию на практике.