Я слушал ее и ужасался. Ведь я мог жениться на ней, совсем еще недавно мечтал об этом, как о чем-то радостном и близком. И тогда она то же самое рассказывала бы обо мне следующему своему любовнику, потому что без этого она не может. Ну как же она не понимает? А она не понимала, вернее, понимала все совсем иначе, чем я, по-своему. И этот час, который для меня был всего лишь часом усталой болтовни, для Сони был временем наивысшей раскованности, праздником свободы, близким к счастью, потому что она поступала только в соответствии со своими желаниями, даже не желаниями — первым побуждением, любым капризом или прихотью, она торжествовала, она могла засмеяться или заплакать в любую минуту, могла ляпнуть что угодно, могла вдруг начать называть все своими именами, что в нормальной жизни вообще не водится между людьми, а в ее устах звучало особенно дико и грубо. Но Соню это только пьянило, возбуждало, возносило все выше. Да что там — Соню, разве со мной совсем еще недавно происходило не то же самое? Ах, какой я оказался моралист, теперь, когда разлюбил ее! Да имею ли я право вообще судить ее? И разве нет у нее на меня никаких прав? Есть, да еще какие, я сам дал ей эти права и теперь обязан довести игру до благополучного конца. Она хочет говорить — пусть говорит, я буду слушать.
— …разве не удивительно, как один человек выбирает другого? Идешь по улице, как по морю плывешь, такое однообразие, и вдруг видишь, вернее, чувствуешь на себе взгляд, один только взгляд, и сразу понимаешь, все между вами возможно, да не возможно даже, вы уже соединились этим взглядом, с тобой так не бывало? Да, конечно, бывало, я знаю, ты и меня так увидел, сразу и навсегда, правда? Ты меня любишь? Да? Но вот что удивительно, пару находят все, все — уродливые, и старые, и хромые. Разве это не чудо? На каждого человека хоть раз в жизни, но находится охотник, как это получается, почему? Ведь всегда есть возможность выбора, а выбирают обязательно всех. Это такое свойство природы?
Юрочка, Юрочка! Какое счастье быть молодой, красивой, выбранной, и тобой, и другими тоже, ты не обижайся, это жизнь. Я ведь не какая-нибудь распущенная женщина, сейчас я больше всех на свете люблю тебя, но завтра… я не знаю, что будет завтра! Зачем загадывать? А он думал, что можно получить меня навсегда, и успокоиться, и жить, как во сне, как на дне моря. Это ведь тоже несправедливо, правда? Конечно, я дала слово, дала, заключен некий договор, он обязан мне, я обязана ему, все верно. И мы этот договор выполняем, в основном, а остальное… Ну мужчинам ведь можно, почему же нам нельзя? Это все такая ерунда, все эти правила, отжившие предрассудки. А если полюбил? Глупо же это, в конце концов. Если бы я только знала, что у него кто-то есть или хоть раньше был, меня бы и совесть нисколько не мучила. А он такой странный. Да как же жить иначе? А потом оглянешься в старости — и вспомнить нечего. Ведь все же думают так же, как я, все! Ты не согласен? Посмотри на меня, Юра. Ты о чем думаешь?
— Я? Я думаю, почему бы вам ребенка не завести, а то у всех есть, а у вас нету, неполноценность какая-то.
— Конечно, но детей надо тоже заводить подумавши. Ты же знаешь, как мы живем, все ругаемся, ругаемся… Для детей нужен дом. Конечно, мои родители помогли бы, взяли бы ребенка к себе на первое время, они мне про это все уши прожужжали, но это ведь тоже не дело, правда? Если уж рожать, так для себя. А ты к чему спросил?
— Так, ни к чему. — Мне очень хотелось встать, закрыть за Соней дверь, выпить чаю и обо всем еще раз хорошенько подумать, но обижать ее было не за что, я терпел.
— А знаешь, о чем я больше всего мечтаю? — говорила Соня. — Он на той неделе в командировку уезжает. Вот взять бы и уехать куда-нибудь дня на три. У нас там рядом одна деревня, такая глушь, и дома пустые есть. Спали бы на сене, а по ночам бы в речке купались голышом. Поедем?
— Ага.
— Нет, правда? Ты хочешь?
— Хотеть-то я хочу, но вряд ли получится.
— Почему?
— Я же говорил тебе, у меня тетка в реанимации.
— Тетка? — Она засмеялась и вздохнула. — Тет-ка. Какой-то ты не такой стал, Юрочка, какой-то скучный… Смотри, упустишь свое счастье, потом не вернешь. А там в речке кувшинки, и луг прямо посреди деревни, весь в цветах, мне так в деревню что-то захотелось! — Она потянулась и прильнула ко мне, но мне совершенно нечем ей было ответить.
За окнами было уже совсем темно, когда Соня собралась. Я вышел проводить ее до метро. Вечер был сырой, свежий. Всю дорогу я думал, какие бы слова сказать ей на прощанье, но так ничего и не придумал. Соня тоже молчала, зябла. А может быть, смутная догадка о том, что наш роман кончился, коснулась и ее тоже? Все может быть. Мы поцеловались и разошлись, две щепочки в океане. Зачем нам суждено было встретиться, столкнуться, какой в этом был заложен высший смысл?
Читать дальше