Камен Калчев - Пробуждение

— Ясно, поуединеннее… Понимаю. Что-то вроде канцелярии… Чтобы мог и подумать… и люди чтобы не мешали.

— Именно! — подтвердила Марийка.

— Понимаю, понимаю, — продолжал бормотать старик, — тихое местечко… без шума и гама… Понимаю.

Петринский уже надел рюкзак и стоял, одной рукой опершись о перила, а через другую перекинув плащ. Стоял и наслаждался заботой, которую о нем проявляли. Значит, все-таки он этого заслуживает!

После долгих раздумий, тревог и обдумываний Общинский наконец вспомнил о старом доме в Тополиной стороне села.

— Есть там такое место! — заявил он. — Как я раньше-то не догадался!

— У Совы, что ли? — нахмурилась Марийка.

— Да. Большой дом, хороший.

— Удобный? — поинтересовался Петринский.

— А как же!.. Есть кровать, деревянная, двуспальная. Раньше там жил скотник со своей женой, он пас сельского быка… Есть и плита, можно готовить… И электричество. Во дворе — колодец с родниковой водой.

— Где этот дом? — снова спросил Петринский. — Когда я прошлый раз приезжал в Сырнево, не видел.

— Здесь, недалеко, — пояснил старик. — Это старинный дом, раньше в нем жили торговцы… Прочный, не сдвинешь… Ему уж, наверное, сто лет будет, если не больше!

— А причем здесь сова?

Старик засмеялся:

— Сову я убил; пугала по ночам детей, да и взрослых… Накинул на шею петлю и задушил… Сейчас там ни песен, ни криков… Осталось только название.

— Боитесь? — улыбнулась Марийка, лукаво глядя на писателя. — Это очень симпатичная птица… И полезная.

— Поела всех мышей в округе, — добавил дед Радко, — да и змей в саду… Сейчас там чисто… Последнюю гадюку я засек прутом прошлым летом, когда косил бурьян… Больше нет! Чисто!

— Значит, кровать там есть? — повторил Петринский, чтобы увести разговор в сторону от совы и гадюки.

— Есть, товарищ, есть, — успокоил его старик. — И кровать, и подушка, и одеяло, только простыней нет… Скотник с женой унесли. Говорят, что были их собственные… И башмаки на деревянной подошве есть, и лампочка электрическая…

Слава богу, все удалось! Дед Радко как будто ниспослан небом! Если бы не он, что бы она делала? Куда бы дела этого заросшего щетиной и пропахшего по́том гостя?

— Ну? — сказала она наконец, повернувшись к Петринскому. — Вы согласны?..

— Конечно, согласен, — поспешил успокоить он. — Я жил и в худших условиях!

— А что касается совы…

— Я не суеверен! — прервал он. — Не страдаю от предрассудков… Договорюсь и с дьяволом, если понадобится…

Шутка ей не понравилась. Да и немного совестно ей стало отправлять его в тот старый, словно проклятый всеми, заброшенный дом. Но что поделаешь? Она только спросила:

— Вы голодны?

— Да! — бесцеремонно ответил Петринский. — Голоден, как волк!

— Ну уж в этом я помочь не могу, — сказал старик, — ресторана здесь нет. Хлебопекарня и та не работает, разве что Марийка чем поможет. Наверняка что-нибудь да осталось с поминок… Не отдали же все собакам и поросенку… Угощения была целая гора!..

— Что-нибудь придумаем, дедушка Радко, — успокоила его Марийка. — Ты займись гостем, а я пока домой сбегаю.

И она бросилась через площадь к дому. Петринский снова снял рюкзак, бросил плащ на перила, сел на крыльцо и закурил.

Пока он курил и слушал рассказ старика о старом доме, Марийка проворно наполнила большую корзину оставшейся от поминок едой: вареное мясо, хлеб, кутья. На всякий случай положила и бутыль с холодной ключевой водой и несколько яблок, оставшихся еще с прошлого года. Ей было приятно заботиться о нем, несмотря на досаду, что свалился как снег на голову! Раздражал и его запущенный вид. Наверное, Балтов посмеется, увидев Петринского таким заросшим и грязным. Поэтому она положила в корзинку кусок мыла, полотенце и ножницы, чтобы можно было постричь бороду. Хотела положить и рубашку для смены, но воздержалась, чтобы не вообразил себе больше, чем нужно!..

Прикрыв белым полотенцем битком набитую корзину, Марийка снова спустилась прямой дорогой к амбулатории.

— Может, сыт и не будешь, но и с голоду не помрешь, парень! — сказал дед Радко, увидев Марийку с корзиной. — Так ведь говорил Странджа у Ивана Вазова… Когда-то я был артистом, в нашем клубе… Большим артистом! Только давно это было, еще до Девятого сентября…

Петринский бросился навстречу, взял корзину из рук Марийки, тут же отбросил полотенце, отломил ломоть хлеба и принялся уписывать вместе с мясом за обе щеки. Бай Радко смотрел и наслаждался. Взял плащ и рюкзак и повел гостя к старому дому, расхваливая выступающие далеко вперед эркеры и резные деревянные потолки. Писатель ел с такой жадностью, что едва промямлил Марийке «спокойной ночи» в ответ на ее заявление, что идет домой.