Просматривая газеты за 1923 год, я долго не мог свыкнуться с мыслью, что люди столь забывчивы. Выцветшая типографская краска газетных строк возвращала меня к давно отшумевшим послевоенным годам. Я имею в виду не вторую, а первую мировую войну. Всего за четверть века человечество умудрилось развязать две войны, получивших название мировых, и это во многом затруднило работу летописцев, к числу которых я с юношеских лет причисляю и себя. Еще в отроческом возрасте, жестоком и чувствительном, мне довелось услышать первые выстрелы, прозвучавшие на станции Соколово. Повстанцы изрешетили пулями станционный телеграфный аппарат, заставив Тырновский гарнизон задолго до рассвета подняться по тревоге. Навсегда запомнил я эти выстрелы, стоны раненых и… юношу, от которого позднее на мой адрес пришло из Югославии письмо со штемпелем города Велики-Бечкерек. В письме выражалась надежда, что и я, возможно, стану одним из действующих лиц не написанной еще в то время истории эмигрантов.
Сейчас, переворачивая пожелтевшие страницы, я опасаюсь, что в любое мгновение они могут превратиться в прах, а главное, не могу понять, чем было вызвано такое множество убийств в те печальные годы. Почему у летописцев и репортеров того времени не было других новостей?
Убит премьер-министр Испании сеньор Дато… Убит премьер-министр Японии господин Хара… Убит министр внутренних дел Финляндии… Расстрелян министр военно-морского флота Турции Джемаль-паша…
А вот и еще сообщения: убит английский маршал Вильсон… Убит в Берлине Ратенау… Убит в Мюнхене вождь независимых социалистов… Убит в Лозанне советский дипломат Боровский…
Не отставали от других и Балканы: в Югославии совершено покушение на короля Александра… В Греции в результате военного переворота расстреляны все министры правительства… В Болгарии убит министр внутренних дел Александр Димитров…
Убийства, расстрелы, покушения… Послевоенная Европа все еще задыхается в пороховом дыму. Все еще кровоточат раны, все еще свежа память о павших на полях сражений, и это подтверждает завещанную нам древними римлянами истину, что история — единственный учитель народов…
Я не стану убеждать вас в абсолютной достоверности изложенного ниже, потому что не могу быть беспристрастным к событиям, в которые оказалось вовлечено мое трагическое поколение. Итак, приступаю к повествованию, рассчитывая на снисхождение читателей.
Предстоял юбилей Народного театра. Об этом писали все газеты. Кирпичного цвета фасад здания театра украшен трехцветным национальным флагом. На протянутом через весь фасад полотнище, чуть ниже венчающей фронтон колесницы и устремленных к небу фанфар, выведена надпись: «65 лет на службе у Мельпомены»…
В зале и фойе театра, на балконах и в официальных ложах сияют электрические люстры и бра, воздух наполнен ароматом духов, повсюду видны напудренные плечи и декольте, шелестят шелковые платья дам; приглашенные обмениваются многозначительными взглядами и улыбками. Слышится взволнованный, возбужденный шепот.
Его величество двадцативосьмилетний Бурбон — нос с горбинкой, продолговатое бледное лицо — занял свое место в царской ложе. Вот уже почти пять лет, начиная с 1918 года, он без особой охоты появляется на официальных торжествах и никогда не остается на них до конца. Им постоянно владеет чувство одиночества. Его смущают взгляды множества глаз, направленные на его ложу с государственным гербом. Да, он их царь, коронованный под именем Бориса III. Он славится своей ученостью и демократизмом, как о том твердит молва и пишут газеты. Он сдал экзамен на машиниста паровоза и «весьма интересуется состоянием железнодорожного транспорта, а потому держит начальника болгарской железнодорожной администрации в постоянном напряжении». Войну он провел в штабе главного командования, был произведен в генералы и взошел на престол после отречения и бегства из страны своего августейшего отца Фердинанда Кобургского [1] Болгарский царь, отрекшийся от престола в пользу своего сына.
Читать дальше