Вхождение в уже сложившийся коллектив потребовало от Фиалкова изучения внутренних отношений в группе. Вскоре он заметил, что первое впечатление монолитного единства и равенства не совсем верно. Если бы он вздумал изобразить взаимоотношения всех пятерых схематически на бумаге, то выглядели бы они примерно так, как изображают астрономы Солнечную систему. В центре круга, разумеется, находился бы Иван Гаврилов. Он пользовался, как и тогда, на Колыме, уважением, обладал абсолютной властью, то есть был признанным лидером, звездой первой величины в этой небольшой группе. Его ценили за ясный, твердый характер. Кроме того, он был деловым человеком. Его трезвый и проницательный ум мгновенно улавливал едва намечающиеся перемены, сдвиги и легко приспосабливался к ним. Да, Иван был деловой человек во всей полноте современной трактовки этого понятия. Фиалков считал себя растяпой, человеком, не приспособленным к быту, ничего не умеющим сделать ни для себя, ни для людей, если при этом нужно было лавировать, или ловчить, или просить. Он не мог выбить из горздравотдела ни инструменты, ни вату, ни бинты, ни дефицитные лекарства, хотя заведующая в порядке воспитания молодых кадров и поручала ему несколько раз такие дела. Он наивно и свято верил в официальную неоспоримость объяснения: «нету», «не имеем», «не можем», «не поступало» — в общем, тех кратких и весомых слов, которыми обычно сопровождаются отказы. Он не умел достать билет на спектакль заезжего московского театра, купить хорошую книгу, потому что хороших книг давно не стало на прилавках, не ходил на интересные футбольные матчи. А Иван Гаврилов все это мог. Гаврилов многое умел: от покупки новых кульманов для конструкторского бюро проектного института — до приобретения контрамарки на модный спектакль, от организации поездки по путевке в южный санаторий — до покупки, если бы понадобилось, «газика»-вездехода. Гаврилов руководствовался в своей деятельности лозунгом: да здравствует союз «маленьких» людей! Перед всесилием кассирш, диспетчеров, продавщиц, проводников вагонов бессилен самый суровый закон. «Сегодня не деньги ценятся», — поучал Гаврилов. — Деньги есть у всех. Сегодня ценятся услуги, которых не хватает всем. А потому не хватает, что каждый из нас живет сегодня как вельможа. Раньше этих вельмож насчитывалось пять процентов от населения, а теперь самый паршивый студентишка — барин. Землю он не пашет, собственное белье не стирает, материальных ценностей не производит, но хлеб желает кушать лишь свежий, в прачечной обслуживай его с улыбкой, в магазине люби и уважай, заболел — врач на дом иди, отдыхать вознамерился — и заметь, может себе это позволить, — так на самом комфортабельном курорте, библиотеку иметь — так личную и не менее. Ну чем не вельможа? А если учесть, что многие поражены могущественным вирусом: жить, как все, быть, как все (у соседа есть финский гарнитур, а у меня нет, я что — хуже?), — то картинка получится впечатляющая! И, братец ты мой, это объективная тенденция, которую следует учитывать в своей программе поведения, не учитывать — просто смешно. Против течения не попрешь». И, действительно, учитывая нужду людей в разного рода услугах, платя услугами за услуги, Гаврилов добивался, чего хотел. Кассирше из железнодорожной кассы он оставлял телефон хорошего зубного врача, за что в разгар лета получал билет на любой поезд в любой конец страны, куда бы ни бросала его маетная судьба командированного. Доставая подписку на Пушкина продавщице из кондитерского отдела, покупал у нее «пьяную вишню», располагавшую безотказно в его пользу многие сердца, например, гостиничных администраторш, мастеров дамского платья, приемщиц химчисток, регистраторш в поликлиниках. Не тратя собственных денег ни копейки, платя лишь услугами одних за услуги другим, являясь посредником меж ними, он стал всемогущим человеком. Окружив себя зависимыми людьми и будучи сам от них зависим, он тем не менее был велик. Но свое величие употреблял, в сущности, лишь на то, чтобы люди, обязанные по закону его обслужить, обслуживали бы в рамках своего профессионального долга — не лучше, но и не хуже. Его оружием и результатом его деятельности были приобретенная сановитая внешность, внушающая почтение, обаятельнейшая улыбка — сердечная, немного печальная, гипнотически действующая на женщин, и спокойные нервы… Вот все эти качества влекли к нему людей и сплачивали их вокруг него.
…На втором кругу компании помещался Филипп. Двадцатидевятилетний кибернетик, кандидат наук, стихотворец, острослов, он становился все более и более симпатичен Фиалкову, несмотря на некоторые, с его, Фиалкова, точки зрения, странности характера. Ученая степень Филиппа и его профессия давали основания полагать, что и сам он человек основательный и фундаментальный, да и взгляд умных глаз, зоркий, острый и насмешливый, мог принадлежать лишь незаурядному человеку. Но эта его страсть к стихотворным импровизациям, подчас крепкосоленым, подчас просто вульгарным, его любовь к танцам! Он, как юная девушка, обожал танцевать и танцевал хорошо. Причем танец служил для него не средством общения и не средством завязывания знакомства, а самой целью. Филипп не понимал и не любил людей, плохо танцующих. Но где может в наше время удовлетворить страсть к танцам зрелый мужчина, кандидат наук? Изобретательная мысль Филиппа нашла такое место — пригородные дома отдыха, устраивающие по субботам танцевальные вечера. Была у Филиппа и еще одна странность: время от времени он сообщал друзьям о своем намерении жениться. Дело в том, что знакомился он с женщинами довольно легко и быстро попадал в плен долга. Ему казалось, что он, проведя с женщиной несколько вечеров кряду, обязан сделать предложение, так как женщина к нему привязалась и при расставании может сделаться несчастною. Единственным успешным противоядием против его скороспелых матримониальных планов служила насмешка, чем друзья и пользовались с большой охотой. И если Филипп до сих пор наслаждался преимуществами холостяцкой жизни, то этим он был обязан лишь исключительно своим товарищам.
Читать дальше