Поблизости не было деревьев, и потому отец вместе с моей колыбелькой нес три шеста и веревку. Составив из них треугольник, он подвесил к его вершине люльку, набросил сверху половичок, чтоб служил защитой от солнца, и мое бунгало было готово. Мама накормила меня и присоединилась к остальным жницам, а я был предоставлен сам себе, это был мой первый пикник. Я лежал в колыбельке, сытый, как буржуй дореволюционного времени, посматривал на широкое добруджанское поле, прислушивался к гомону жнецов и восхищался их трудовым энтузиазмом. Утренний холодок ласкал мои щечки, свежие запахи полевых трав и цветов опьяняли меня. Какая-то птичка уселась на верхушку моего шалаша и звонко защебетала какую-то песенку, вполне заменив магнитофон марки «Грюндиг». Но, как сказал некий древний мудрец, счастье бывает недолговечно. Солнце стало припекать, пшеница и рожь ощетинились против него, в моем шалаше стало жарко, душно, а пташка перестала петь и улетела. И тогда все твари летучие и ползучие выбрались из своих укрытий и хлынули ко мне. Какое-то зеленое насекомое на длинных тонких лапках с выпученными глазами, откуда ни возьмись, уселось на край колыбельки возле самой моей головы. Я заревел что было мочи, но чудовище даже не шевельнулось, понимая, что я связан по рукам и ногам, оно пошевелило щупальцами, и я усмотрел в этом угрозу. Я заревел еще громче, мама подбежала и взяла меня на руки, а зеленое чудище испугалось и в один прыжок скрылось с глаз. Мама сказала, что это кузнечик, и, успокоив меня, пошла жать. И тут где-то совсем рядом раздался страшно хриплый голос, и я увидел, как какое-то странное черное существо ползет по краю колыбельки. Позднее я узнал, что это цикада, очень безобидное существо, но в ту пору ее зловещий стрекот нагонял на меня ужас. Ж-ж-и-ж-ж-и-ж-ж-и! — этот однообразный сухой треск напоминал звук жарящегося на сковородке мяса, и мне стало казаться, что это я сам жарюсь на сковородке, и не было сил и духу позвать на помощь.
На третий день мы перекочевали на другое поле, что возле каменного карьера. Какое-то ползучее животное, втрое длиннее меня, выползло на большой камень и, свернувшись в кольцо, застыло там. Солнце опять начало припекать, я изнывал от жары, а ползучая тварь как ни в чем не бывало вылеживалась на камне, словно пляжник на Золотых песках. Потом на каменоломню набежала темная тень, какая-то огромная птица камнем упала сверху, пресмыкающееся зашипело, вытянулось, как струна, и юркнуло в мой шалаш. Птица коснулась крылом края моей колыбели, я зашелся криком, и она улетела. В обед жнецы и жницы уселись полдничать. Мама вошла в мой шалаш, склонилась ко мне, а потом вдруг закричала не своим голосом и кинулась прочь. «Змея! Я наступила на змею!» — кричала она, ломая руки. Мужчины похватали серпы и дубинки и бросились ко мне. Отец мой, пересилив страх, взял меня из колыбельки, а бай Костадин откинул половичок. Уж лежал на земле, свернувшись кольцом, и равнодушно смотрел на перепуганных людей. Было видно, что он не собирался делать мне зло, но поскольку это была змея, мужики убили ее, растоптав голову.
С тех пор, если поблизости не было деревьев, родители подвешивали мою люльку к дереву на чужой ниве, чтобы уберечь меня от гадов и насекомых. Это чужое дерево обычно стояло далеко, через две или три нивы, и плакать, кричать было бесполезно. Мама время от времени прибегала посмотреть на меня, покормить, ориентируясь по солнцу, а в остальные часы я лежал в одиночестве среди полей, но зато у меня было самое что ни на есть модерновое бунгало по тем временам — прохладное и безопасное. Так месяцы и годы в самом раннем возрасте я провел между землей и небом, и это оказалось весьма символичным. Мне и теперь случается висеть в воздухе месяцами и годами, и я никак не могу решить, где лучше — на земле или на небе.
Мы воротились в село, когда начались холодные осенние дожди. Все были довольны, что с полевыми работами покончено и можно отдохнуть, сидя у теплой печки, один только я не был рад, я ужасно страдал. При всех неудобствах в поле я чувствовал себя как на курорте, который не шел ни в какое сравнение с нашим домашним уютом. Там я проводил целые часы в одиночестве, пугаясь всевозможных насекомых и пресмыкающихся, но у меня была возможность созерцать бесконечный мир, который всегда привлекателен, который манит, будит воображение, который становится для нас символом свободы. Путешествовать — значит чувствовать себя свободным… Некоторое время тому назад один из моих друзей надумал совершить большое турне — побывать в Москве, Ленинграде, Стокгольме, Лондоне, Париже. Он приготовил все, что нужно для такого путешествия, недоставало только модного плаща. Я накануне как раз купил себе новый плащ и предложил ему. Через месяц мой друг, вернувшись из большого турне, принес мне плащ. Вечером, придя домой, я положил плащ на стол и долго-долго его рассматривал. У меня было такое чувство, будто это не мой друг, а я сам путешествовал и видел незнакомые страны. Мало-помалу я перевоплотился в плащ, и хотя во время путешествия мне приходилось в основном висеть на вешалках в поездах, самолетах и в гардеробах, тем не менее я успел объехать множество столиц, побывать в музеях, ресторанах и гостиницах, познакомиться с людьми самых разных национальностей. Этот случай подтолкнул меня на покупку добротного кожаного чемодана, с какими обычно люди ездят за границу. Стоит мне узнать, что кто-нибудь из моих знакомых или друзей собирается ехать за границу, я предлагаю ему плащ или чемодан. Напоследок я стал перевоплощаться уже не только в чемодан или плащ, но и в самих путешественников. Мне удалось побывать на нескольких континентах, однажды я добрался до Владивостока, а в следующий раз — даже до мыса Доброй Надежды. Эти воображаемые путешествия очень пришлись мне по душе, потому что совершать их очень легко, а кроме того они намного дешевле настоящих. Разъезжая по белу свету, я в то же время занимаюсь своим делом и не разбазариваю государственную валюту.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу