Ивайло Петров - Избранное

Их глазам открывались подлинные шедевры, как бы оставленные кистью всевозможных -истов, но кукурузного зерна не было и в помине. В конце концов благодаря моему беспримерному мужеству кукурузное зерно выбралось на белый свет, увеличенное раз в пять, таким образом, я на сорок пятом дне своей жизни отметил первую свою большую победу.

Как бы то ни было, день моего славного шестимесячного юбилея совпал с началом жатвы. Мои мать и отец встали до света, чтобы отправиться в поле. В свое время наш сосед бай Костадин дал взаймы моему отцу свой кожух, когда тот отправился на смотрины к родителям моей матери, а позднее в том же самом кожухе отец и венчался. История, которая приключилась с этим пресловутым кожухом, вам известна. Отец мой благодаря ему пустил пыль в глаза могиларовскому обществу и в конце концов завоевал навечно беззаветную любовь моей матери. Бай Костадин дал ему кожух с тем условием, чтобы молодожены в страдную пору отработали ему четыре дня, но, как мы знаем, один из бывших соперников отца изорвал кожух железной палкой, и тогда бай Костадин заявил, что молодые обязаны жать его ниву целых десять дней. Это была самая настоящая эксплуатация человека человеком, но отцу нечем было крыть, тем более что без этого кожуха он бы и не женился вовсе, таким образом лишив свой род возможности получить нового продолжателя, то есть вашего покорного слугу. Отец любил подводить итоги своих дел, и когда я вырос и не захотел стать ни врачом, ни офицером, когда отказался жениться на богатой невесте с домом, он не раз говорил мне, что история с кожухом — одна из самых больших и непоправимых ошибок в его жизни.

Первый день жатвы был памятным для меня еще и тем, что я впервые покинул наш двор и увидел широкий простор. И еще тогда понял, почему многие болгарские писатели с таким благоговением, со слезами на глазах восторгались этой милой патриархальной идиллией. Вокруг царили те шумы, шорохи, краски и запахи, без которых не может обойтись ни одна национальная литература в мире. Хором кукарекали петухи, сонно лаяли собаки, настырно чирикали воробьи и гоготали гуси, розовел восток, и солнце удивительно напоминало одну из тех больших желтых тыкв, которые летом можно увидеть на сельских плетнях в одном ряду с лошадиными черепами и выщербленными горшками, тихо подувал ветерок, лаская золотые колосья хлебов, хохлатые жаворонки поднимались в синеву и, взмахивая крыльями, с неслыханным упоением заливались звонкими трелями до упаду, поля оглашались неизбежным напевным скрипом расписных повозок, над ними дрожало такое же неизбежное марево, крестьяне, вставшие до света, отирая благословенный пот, поплевывали на ладони и шептали «господи, помоги!», было немало других поэтических атрибутов деревенской идиллии, которые я, несмотря на мою необыкновенную впечатлительность и наблюдательность, не смог заметить и до конца восхититься ими, как положено будущему певцу деревенского быта…

В тот же день я сделал еще одно открытие, которое меня очень поразило. Сидя на руках у мамы, которая топтала босыми ногами дорожную пыль, я осмотрелся и обнаружил, что наша земля плоская и бескрайняя. Мы прошли километров пять, а горизонт был все тот же: прямая черта, отделяющая землю от неба. Теория Птолемея, смысл которой сводился к тому, что земля плоская и безграничная, долгие годы владела мною, из нее следовало, что все, что я вижу вокруг себя, не имеет конца, в том числе, безусловно, и я сам. Я был очень разочарован, когда, учась в прогимназии, узнал, что земля такая же круглая, как тыква, о которой шла речь выше, и что она торчит на плетне вселенной, а люди ползают по ней, точно муравьи. Мое разочарование еще больше возросло, когда немного позднее я узнал, что земля наша вовсе не красуется на плетне вселенной, что она просто висит в пространстве, а вдобавок ко всему еще и вертится не только вокруг себя, но и вокруг солнца. И я сказал себе, что на такой земле жить очень нелегко, что при этом не избежать многих ошибок и заблуждений. Встав в любой точке плоскости, человек может всегда определить четыре стороны света, а на шаре легко запутаться, ошибиться, потому что там нет никаких направлений. Выйдя из какого-нибудь места, можно после долгой, долгой ходьбы прийти туда, откуда ты вышел. Я спрашивал себя и не мог дать ответ на вопрос, почему столько умных людей стали жертвой инквизиции только ради того, чтобы доказать истину, что земля круглая и вращается вокруг солнца. Вероятно, чтобы доказать что-либо, человек должен прийти туда, откуда вышел…