Ивайло Петров - Избранное

Между тем бахчи опустели, приближались дни сбора винограда. Во всех дворах возвышались горы арбузов и дынь. Женщины и дети с утра до вечера рубили спелые арбузы топорами, а с наступлением сумерек хозяйки разводили костры и до рассвета варили петмез — повидло из арбузов. Лошади, волы, свиньи и другая травоядная домашняя живность толклись возле костров, хрупали арбузными корками, на медвяный запах петмеза слетались тучи разных мошек. Детишки, объевшись арбузов, под вечер с распухнувшими животами кое-как добирались до дому и, не успев досмотреть первый сон, мочились в постель.

В одну из таких ночей у Татаровых загорелся сеновал, на нашей улице раздались винтовочные выстрелы, взбудоражившие все село. Машинист из усадьбы Дончо Синивирски с несколькими смельчаками решил взять штурмом пограничную заставу, но там оказался всего один солдат. Капитан Арабов еще дотемна уехал на соседнюю заставу договариваться о совместных действиях. Обезоружив солдата, повстанцы заперли его в подвал и, унеся с собой все найденное на заставе оружие, наладили связь с соседними селами. Такая заваруха пришлась по вкусу дяде Мартину, его мятежная кровь взыграла, он навострил уши и приготовился ловить рыбу в мутной воде. Он, давно мечтавший обзавестись карабином, с кучкой односельчан проник на заставу, раздобыл карабин и был таков.

А Дончо Синивирски, провозгласив новую власть, решил свести счеты с бывшим старостой. Но Трифон Татаров был не дурак: воспользовавшись наступлением темноты, он ударился в бегство. Пробегая мимо нашего двора, бывший староста вскинул винтовку и наугад пальнул по своим преследователям. Пуля просвистела мимо маминого уха и врезалась в угол амбара (мама с бабкой под навесом возле амбара варили петмез). Мама ойкнула и упала на землю, а когда поднялась, следующая пуля пролетела над ее плечом. Обе женщины в испуге прижались к стене и переждали, пока утихнет пальба. Мама была беременна мной на девятом месяце — вот и получается, что я был первым ребенком в нашем крае, который еще до рождения подвергся смертельной опасности со стороны поднимающего голову фашизма…

Преследователи Татарова, сбившись со следа, подались на заставу. А наутро они были захвачены ротой солдат, которую привел капитан Арабов. Распорядившись держать арестованных в подвале вплоть до его возвращения, капитан уехал в Варну. Но озлобленному Татарову, у которого накануне вечером кто-то поджег сеновал, не терпелось взять реванш. На другой день двое стражников по его указке засунули Дончо в рот кляп, завернули его в солдатские одеяла и, погрузив на телегу, повезли в Арнаутлар к остальным арестантам. Дядя Мартин сразу понял, чем дело пахнет, сунул под полу карабин и через неубранные кукурузные поля махнул в Арнаутлар. Ему не терпелось испробовать раздобытое оружие на живой мишени. Дойдя до глинища, дядя Мартин залез на грушу и стал ждать. Как он и предполагал, вскоре послышался стук подъезжающей телеги. Не доезжая до ям, в которых наши мужики копали красную глину, телега остановилась. Стражники сволокли Дончо на землю и повели его к ямам. Потом вынули у Дончо изо рта кляп и развязали ему руки, чтобы ему было сподручней «бежать». Трифон Татаров встал по ту сторону ямы: ему не терпелось увидеть своими глазами, как стражники прикончат Дончо «при попытке к бегству».

Но Дончо и не думал бежать. Он сел и уставился в землю, казалось, ему и дела нет, что через несколько минут его пристрелят. И только стражники защелкали затворами — он встрепенулся и поглядел по сторонам.

— Подойди поближе, чтоб лучше видеть! Ты, туз! Тебе говорю! — крикнул он выглядывавшему из-за куста Татарову.

Тот вдруг переменился в лице и согнулся, как от удара, — его стошнило. Потом он говорил, что страшнее слов в жизни не слыхивал.

Дядя Мартин взял на прицел стражника, намеревавшегося выстрелить Дончо в грудь, и тот неживой свалился в яму. Другой стражник кинулся наутек, а Трифон Татаров шмыгнул в кукурузу. Дядя Мартин, с улыбкой наблюдавший за всем этим из своего укрытия, спрыгнул с груши и подошел к Дончо. Он дал ему винтовку убитого стражника и постарался замести следы. Не сказав друг другу ни слова, они расстались. Дончо подался в глухие Дживельские леса, а дядя Мартин, довольный своим новым оружием, отправился домой.

И вышла такая же история, как и с покушением на учителя психологии. Все были уверены, что убийство стражника — дело рук дяди Мартина, но доказать, что это так, никто не мог. Его вызывали на допрос, у нас в доме сделали обыск, перерыли все, но оружия не нашли. Татаров, однако же, не упустил случая выместить на нем злобу и приказал арестовать дядю Мартина и отвести в город под конвоем — так, чтобы «конь дышал в затылок». Он вызвал из управы Киро Черного — того самого стражника, которому дядя Мартин, пожалев, дал унести ноги от глинища, — и приказал ему оседлать коня и доставить задержанного в город. Стражник ехал на лошади, а дядя Мартин шел впереди пешком. Они добирались до города целый день. В селах, где имелись управы, Киро Черный устраивал привал, на время отдыха стражники привязывали дядю Мартина к столбу, как собаку, и досыта куражились над ним.