Хэрриет Эванс - Сад утрат и надежд [litres]

– Фредерик сказал, что это ты научила Эва всему, что он знает.

– Да, но такова участь матери – учить детей, чтобы потом их потерять. – Впрочем, Онор сказала это с улыбкой. – Тудл-лу, Джу, милая, я еще приеду к вам, если пустите. Обними всех твоих детишек…

Джульет смотрела вслед машине. Забавно, что кто-то, например Фредерик, постарел, а Онор казалась точно такой же, как двадцать лет назад, если не моложе. Джульет и то чувствовала себя уже пожилой женщиной. Онор росла тут и в детстве дружила с отцом Джульет. Она работала врачом, всегда искрилась энергией, была открытая, прямая, веселая, и это располагало к ней пациентов. Джульет услышала, как машина выехала на шоссе, и подумала, как мало всего она могла рассказать Онор.

Би все еще крутилась в кресле, когда Джульет вернулась в Голубятню, ее ноги проскребли по каменной полке, которая шла по одной стене студии. На голову она накинула капюшон.

– О, это классно. Спасибо, ма.

– Джордж купил его.

– Он лапушка. – Она снова покрутилась. – Мне нравится Джордж. Знаешь, он видел в Глазго Боуи. Бери инжир.

– Спасибо, немного погодя. – Джульет залезла на высокий карниз антресолей и стала искать буклет, посвященный творчеству Лейтона; там была ее статья, написанная на ее первой работе в издательской группе галереи «Тейт». Она решила, что будет полезно перечитать ее. Даррил, ее старый приятель из «Даунис», прислал ей сообщение, что музею «Фентиман» в Оксфорде, с его коллекцией набросков Хорнера, возможно, потребуется сотрудник. «Место для тебя, пожалуй, идеальное, если бы не тамошний новый руководитель, которого ты ненавидишь. Согласна?» – написал он. Прочитав эти строчки, Джульет поморщилась. Ну, о ненависти нет и речи, это уж чересчур, подумала она. Но то, что она терпеть не может Сэма Хэмилтона, – это факт.

После продажи эскиза к «Саду утрат и надежд» он иногда мелькал в СМИ – на радио, в третьесортной передаче «Что я читаю на досуге», в газетках, где никогда не порекомендуют что-то приличное, например книгу из серии «Вираго – современная классика», которую Джульет пропустила, или забытую ею Джорджетту Хейер. Как и ожидалось, Сэм Хэмилтон сказал, что книга, которую он купил, вероятно, в каком-то претенциозном месте, вроде Микронезии или Еревана, – это перевод новой эпической поэмы итальянского поэта, состоящей из 30 стансов, о смерти Европы, увиденной глазами умирающего быка. Он даже напечатал в «Таймс» в колонке «Вопросы&Ответы» короткую заметку: «Сэм Хэмилтон, новый директор музея „Фентиман“ и в свои 40 лет один из самых молодых директоров художественных галерей в Англии. Разведен, живет один в Оксфорде». На вопрос «Что вас больше всего разочаровало?» Сэм Хэмилтон ответил: «Социальные media , заявленные как средства демократизации, но на самом деле распространители нарциссизма и изоляции».

Претенциозный идиот. Твиттер поиздевался над этим заявлением, как и следовало ожидать.

Как и многие историки искусства, Джульет устала от новых директоров, которые приходят в галерею с намерением оставить свой след в приличной, хорошо налаженной работе и делают что-либо идеологически правильное, скажем, перевешивают все экспонаты в алфавитном порядке или по темам. Она не могла понять, каким стал теперь Сэм Хэмилтон, поскольку знала его. Тогда, в Оксфордском колледже, он казался одним из тех людей, какие подходят к тебе и объясняют, какие они умные. В Оксфорде . Но все-таки это был единственный музей в пределах транспортной досягаемости от нее, куда она могла бы ездить на работу, и она была вынуждена написать Сэму… Интересно, думала она при этом, носит ли Сэм Хэм и сейчас майки с бритпоп-группами из 90-х? В маленькой заметке из «Таймс» не было его фотки.

– Ну как, нашла свою книжечку? – спросила Би, снова раскладывая на каменной поверхности свои книги и компьютер.

– Нет, – вздохнула Джульет, осторожно слезая вниз. – Там наверху полно яблок. Ты следи, чтобы младшие не залезли туда и не спихнули их. Поняла?

Би поежилась в своем новом кресле, и ее хорошее настроение испарилось.

– Конечно, прослежу, я не тупая. Ма, можно Голубятня будет моей? Только моей? Пожалуйста!

– Хм… посмотрим. Зимой тут очень холодно, – ответила Джульет, все еще думая о Сэме Хэмилтоне и о грядущих счетах за обогрев при таких старых окнах.

– Я знаю, знаю. Я нашла старый кашемировый джемпер твоей бабушки. Он был упакован в пластиковый мешок, так что ни одна моль не добралась, умно, правда? И мы могли бы… может… мы могли бы провести сюда электричество? Чтобы тут у меня был свет и радиатор?