Денис Гоголев - Два года ада, или Как выжить в армии

Каким образом производился отбор в конце 96 года, я не знаю, но могу догадываться, что на Северный Кавказ, где шла война, посылали всех подряд из-за недобора.

Весь полевой выход смазался, и какие-то плановые занятия отменили. К вечеру по плану были спортивно-массовые мероприятия, и на выбор были бег на три километра или поднятие в гору. Просто бегать никому не хотелось, и все выбрали поднятие в гору. Гору выбрали небольшую, и на вид казалось, что за пятнадцать минут я поднимусь наверх, но оказалось все гораздо дольше, сложнее и опаснее.

Поначалу мы лезли всей толпой, но через полчаса мы все разбрелись, и слышны были только голоса с криками. Кто-то был ниже, кто выше. Подниматься было совсем не легкой задачей, как оказалось, но я даже не мог подумать, что окажусь в шаге от смерти.

Увидев змею, которая смотрела на меня, шипя, я чуть не наложил в штаны, и от сильного испуга я потерял концентрацию, и меня потащило назад. От испуга руки, которыми я держался за скалы, у меня отпустились. В метре от меня была змея не знаю какой породы, с которой я встретился первый раз в жизни наедине. Мое тело валилось вниз, где падал я уже без шансов выжить, и на мое счастье, я правой рукой нащупал, падая, кустовое дерево, которое меня спасло. Спустившись немного вниз, я отходил от пережитого шока. Я уже не столько был шокирован змеей, сколько тем, что чуть не свалился вниз на скалы. Я уже хотел лезть обратно вниз, но увидел на самом верху горы несколько солдат, радостно кричавших, преодолев эту гору.

Переборов свой страх и обходя левее место, чтобы не напороться на змею, я добрался до самого верха. Пейзаж был наверху незабываемым. Жалко, что только не было фотоаппарата. За горами были только горы, где можно было укрыться любым бандформирования с полевыми командирами. Эти сутки полевого выхода были самыми богатыми на события. После таких событий командир батальона уже не решился вести батальон пешком назад, хотя по плану мы должны были и обратно идти своим ходом. Комбат не решился испытывать судьбу, и за нами приехали ма ши ны.

На следующий день мне преподнесли моральный подарок — поставили меня в наряд охраны вертолета в аэропорту. Для меня это был праздник. Четверо суток нормальной службы.

Моим сослуживцам пришла идея поймать бродячую собаку и ее съесть. Начальник караула, контрактник был не против, а я воздержался, не сказав нет. Уж больно жрать хотелось. Да от меня ничего и не требовалось, только есть или не есть домашнее животное. Жалость к собаке была сильная, но от меня ничего не зависело, так как все были согласны. Я воздержался, буду ли я есть, но желудок мне говорил обратное — жрать давай. Собак бродячих бегало много, но выбрали молоденькую. Отправив на пост наряд, через час я уже понял по докладу в рации, что собаку они уже поймали. При смене она уже была убита и завернута в пакет. Я понял, что они убили самую молодую и красивую собаку. Сейчас я просто не понимаю, почему я их не остановил, но это сейчас просто рассуждать, когда можно позволить и осетрину, и баранину со свининой, и т. д. Тогда хотелось жрать.

В караульном помещении молодой солдат разделал убитую собаку. Я на это смотреть не мог, даже не заходил в комнату, где разделывали пса. Пожарив собачку, я съел куска три. По первому куску я получал вкусовое удовольствие. Мне показалось схожесть с курицей, но в те времена, в свои двадцать лет, я в мясе ничего не понимал, так как ел его в то время не так много, и было это роскошью. Второй кусок — я начал грызть кость и вспомнил животное, где мне стало плохеть. От жадности съел третий кусок, у меня началась рвота. Если бы мне сказали «Ешь курицу», подав собаку, то я наверное и кусков пять съел бы с удовольствием, но в подсознании было, что маленькая собачка бегала еще вчера, а сегодня ее убили и сожрали. Меня от этого тошнило. Сейчас мне это писать очень тяжело, но я решил писать всю правду и считаю нечестным для себя что-то скрывать. Я был по-любому соучастником убийства собаки, раз я ее ел. Только рядовой Третьяков не стал, даже не притронулся ни к одному куску, переборов свой голод.

Приехав с наряда охраны вертолета через четверо суток и узнав новость, весь наш наряд был в полном восторге. Демобилизовался Фикса. Эта крыса наконец уехала домой. Все были рады и разочарованы тоже. Ведь весь наш призыв мечтал его оторвать перед дембелем по полной программе за все. Я не понимал, как такие люди умудряются жить. Если в армии он был таким ублюдком, то я никак не думаю, что в гражданской жизни он совсем другой. Перед полевым выходом Фикса еще отличился, когда украл у сослуживца, с которым был в хороших отношениях, дембельскую форму. Украл нагло, у многих на глазах. Я тоже видел, как он перепрятывал чужую форму, и сказал этому старослужащему солдату, но он ничего не мог сделать. Фикса и уволился в запас как крыса. Его из нашего призыва никто не увидел, когда он покидал часть. Но для нас это был большой праздник. Фикса заменял десяток старослужащих своими пакостями. За месяц до увольнения, как правило, дембеля становятся добрыми, за некоторыми исключениями. Все хотят домой, и также понимают, что любой помоложе призывом солдат может набить морду любому дембелю, и ему за это уже ничего не будет, так как у дембеля поддержки становится мало, и времени не остается, чтобы наказать, да и залетать под дембель никому не охота.