Николя Матье - И дети их после них

Антони рассмеялся. Идея и правда была неплохая.

Чтобы осуществить ее, понадобилось преодолеть определенное количество трудностей, начиная с тесноты кабины, отсутствия света и кончая этим долбаным рычагом передач, но Стеф все же удалось каким-то образом встать на колени. Она стащила с себя шорты, трусики у нее были совсем простые, из хлопка. Ее животик немного нависал над резинкой.

Он коснулся ее бедер. Кожа была нежная. Плоть под ней – маслянистая, пышная. Пальцы глубоко погружались в нее.

– Постой.

– У меня уже…

– Ладно, ладно, тем лучше. Только погоди немного. Я чувствую себя толстой коровой.

Она снова залезла на него верхом, и он ухватил ее за ляжки.

– У тебя есть резинки?

– В кармане.

Он дал ей презерватив и, пока она возилась, открывая упаковку, просунул руку ей за спину, провел ладонью по ягодице и нащупал пониже припухлость ее «киски». Сквозь ткань трусиков он ощущал пришедшую в движение плоть девушки. Отодвинув трусики, он проверил: там все бурлило и пенилось. Лицо Стеф скрывали волосы. Но он и так угадывал ее наслаждение по тому, что происходило с ее животом, по румянцу, залившему щеки. Пальцы у него стали мокрыми. В конце концов она достала презерватив из пакетика, зажала его губами, схватила обеими руками трусы и разорвала по шву.

– Спусти джинсы, – сказала она.

Он выгнулся, чтобы отлепить зад от сиденья, и стянул вниз штаны.

– Тихонько, погоди, – сказала Стеф, почти упираясь головой в потолок. – Не двигайся.

Он не мог видеть ее лобок, но чувствовал не слишком приятное покалывание волосков на члене. Было безумно жарко. Она надела ему презерватив, без особого труда, несмотря на темноту, защемив резервуар, как пишут в учебниках. Потом она резко приподнялась, и он очутился внутри. Словно нырнул, но это ощущение длилось какую-то долю секунды. Опустившись снова, навалившись на него всей тяжестью, отверстая, грузная, она приняла его в себя всего, связала руками, рассыпала ему по лицу волосы. Они набились Антони в рот, он даже дунул, чтобы выплюнуть прядь. Он едва мог шевельнуться. Она держала его в своем теле, как в горсти.

Вдали снова послышался мотоциклетный шум. Во тьме он казался чудовищно пронзительным, как визг зубоврачебной бормашины. Стеф теснее прижалась к нему.

– Не двигайся, – сказал он.

Она не ответила. Тогда он обнял ее.

Ей было страшно. Антони чувствовал животом ее дыхание. Он подумал, что из-за всего этого у него сейчас все упадет. Мотоциклы приближались. Они медленно проехали мимо, их фары на мгновение наполнили пыльным светом кабину. Шум врывался через приоткрытое окно. Казалось, будто они внутри. Антони испугался, что они остановятся, но они снова уехали.

– Ничего хорошего. Я уверен, что они нас высматривали.

– Плевать, – сказала Стеф.

– Не нравится мне это.

– Молчи.

Но она чувствовала, что он уже не совсем здесь. Одним движением она собрала волосы, завязала в узел, открыв шею и лицо. Она выгибала спину над ним. Сколько тут всяких мелких деталей – в девчонке. Тем временем эрекция у него исчезла начисто. Она нагнулась, чтобы поцеловать его, а он положил ладони ей на поясницу. Вдоль позвоночника он нащупал влажную дорожку – пот. Он вдыхал ее запах, гладил ей грудь, без конца удивляясь неожиданной пухлости, новой складочке. Под кожей у нее мягко перекатывалась плоть, кипела будто в котле, мощно, бурно. По ребрам скатывались капли пота. У него и у самого задница приклеилась к сиденью. Он поднялся до ее мокрых, глубоких подмышек. Стеф была переполнена, вот-вот хлынет через край. Ему хотелось укусить ее, с треском прорвать кожу и пить ее сок. Почувствовать на губах ее соленый пот. Он взял в руки ее ягодицы, развел их в стороны. Стеф не удержалась от вздоха. И начала быстро-быстро раскачиваться на нем – туда-сюда, туда-сюда. Он стал совсем мокрый. Он уже не понимал, стоит ли у него, а если стоит, то как твердо. Он приподнялся, чтобы следовать ее движениям. Они трахались. Теперь уже точно. В это трудно было поверить. Стеф начала ритмично постанывать, а он, упершись вытянутыми руками, работал изо всех сил. Там у нее было горячо как в бане. Она сказала: давай! Потом еще что-то говорила, и слова ее были как пощечины. Но он не был еще готов и лишь ускорил темп. По крыше тачки что-то глухо стукнуло. Они замерли.

Вокруг машины бродили неясные фигуры. Чье-то лицо прильнуло к стеклу со стороны пассажирского сиденья. Тип принюхался через приоткрытое окно. И заорал:

– Жопой воняет!