Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

Утихомирила Сашку его хитрая, все замечающая мать.

Вынося на стол из-за Сашкиного плеча тарелку с малосольными огурцами, тихонько пристыдила его:

— Ночь будет на это.

Сашка недовольно крутил разноцветными — зеленым и синим — глазами и морщил прямой, с раздутыми крыльями нос. Но ослушаться матери на этот раз не решился.

— Пусть спляшет невеста! Можеть, хромая! — крикнул кто-то из гостей.

Бабы нестройными голосами затянули песню про жениха, изменившего своей возлюбленной. Бабы жалели обманутую молодицу, лили слезы над ее незавидной судьбой.

— Сколь им денечков, столь и сыночков! Сколь ночек, столь и дочек, — звонко пронеслось над столом.

А Дышлаков скреб ногтями коробку маузера:

— Не пожалеетя, Настя!

— Отстань! — она пихнула его в широкую твердую грудь и сама откачнулась от него. Затем, сообразив, что напрасно крикнула на Дышлакова, чем разозлила его, нужно было просто молчком перейти на другую сторону стола, — она решила сгладить допущенную оплошность и вдруг звонко затянула песню. А бабы вокруг неистово визжали свое, дойдя до того самого куплета, в котором говорится о жестокой, но справедливой мести обманутой невесты. Нет, невеста не простила дружка — это было не в ее характере, она была «ндравная» и потому прикончила его кинжалом, пусть теперь сажают ее в тюрьму:

Жалобно звенели оконные стекла, и в углу, под темными образами, пугливо метался красноватый огонек лампадки. А потом вскипел общий гомон. И тогда Настя ударила по столу кулаком, и этого оказалось достаточно, чтобы все разом притихли, и в тяжелой, напряженной тишине горницы зазвучал рыдающий, полный тоски Настин голос:

Настя, медленно раскачиваясь, пела об Иване, о нескладной его судьбе, и первым понял это Сидор Дышлаков, он вскочил, грохнув шашкой о край стола, но снова упал на табуретку, и его нижняя челюсть отвисла, открыв ряд неровных зубов.

— Зарублю, стерьва! — ухватился рукой за рукоять шашки. — Заткни рот онучей!

Застолье разом шевельнулось и застыло, одна Марейка ничего не поняла в происходящем, она презрительно фыркала, заехав рукавом нового сатинового платья, желтого с белыми и алыми цветочками, в подтаявший говяжий холодец.

А Настя ничего не видела вокруг, ничего не хотела видеть. Ей было тошно гулять без Ивана, да и то сказать — он никогда не был так близок ей, как сегодня, когда рядом с нею сидел тот, постылый, которому они, Иван и Настя, были обязаны случившейся бедою и долгой разлукой. И вне себя от кипучей хмельной дерзости, она снова запела, еще громче, наперекор Дышлакову и всему-всему на свете:

И стерва же Настя, в самом-то деле, ух и стерва! Она играла с огнем: дразнила Сидора Дышлакова.

— Супротив кого претя? Супротив всего народа! — страшно скрипнул он крепкими, как сталь, зубами.

— Не мешай, пес косорылый! — крикнула Настя, сузив и без того узкие глаза полукровки.

— Пошто косорылый? Не шуми! — вскочил он, пытаясь выхватить маузер из колодки. А маузер, на Настино счастье, засел в колодке крепко, рука Дышлакова никак не могла ухватить его.

Неизвестно, чем бы кончилась свадьба, когда бы снаружи, как гром среди ясного неба, нежданно-негаданно не грохнули выстрелы. Они раздались совсем рядом, и оглушенное ими пьяное застолье бросилось врассыпную. Давя друг друга, гости лезли под стол, на печь, под кровать, а некоторые падали прямо под ноги другим, беспомощно барахтались на полу.

Дышлаков пинком опрокинул стол, уставленный едою и выпивкой, и, перескочив через него, с маузером в руке, который он все-таки выхватил, кинулся к двери:

— Не возьметя, мать твою!

Через распахнутую им дверь пыхнул холод, запахло свежим снегом и конским навозом. Совсем рядом хлобыстнул винтовочный выстрел. И Сашка, как ошпаренный, вскочил с пола и потянулся к потолку, чтобы загасить десятилинейную лампу, висевшую над столом. Нужно отдать Сашке должное: он не боялся ни бандитов, ни милиции. Он уж сполна получил свое за неудачное покушение на церковную утварь, будь она неладна, и знал, что более его трогать не за что.

Все повернули головы к двери. И в это время из снежной замети появился Иван Соловьев. Какую-то секунду он простоял у порога, наблюдая за тем, что творилось в комнате, где праздновалась свадьба. Вместе с тем он искал глазами Настю и, не увидев ее, сделал несколько шагов в глубь комнаты.