Анатолий Чмыхало - Седьмая беда атамана

— Я приготовил тебе подарок, — сказал он Соловьеву.

— Мне ничего не надо, — ответил тот, наблюдая за Мурташкой.

Охотник снял с печи небольшую шкатулку из бересты и подал Ивану. И опять ушел на крыльцо.

Иван открыл шкатулку. Она была пуста.

— Больше у меня ничего нет, — развел руками Мурташка.

К исходу следующего дня Иван и Мирген были в улусе Ключик. Они пешком направлялись в Озерную, но встретили по пути хакаса на телеге, попросились к нему, и вот он привез их к баю Кабыру, у которого Иван рассчитывал купить коней. О прежних долгах Иван заговорил первым:

— Кто предполагал, что нас окружат под Уленью? На войне всякое случается.

— Когда льется кровь, думают ли о деньгах? — согласно сказал Кабыр, стараясь разгадать подлинную причину их приезда.

Начало разговора было многообещающим. Соловьев почувствовал себя уверенней, понемногу исчезла внутренняя напряженность, с которой он вошел в байскую юрту.

— За свою жизнь мужчина делает много ошибок, и не нужно упрекать его за это, — сказал, расплываясь в улыбке, Кабыр. — Ты думал, что большевики оставят тебя в покое, ты вправе был так думать. Но они навязали тебе войну.

Кабыр умолк и уже не произносил ни слова, пока собирались в юрте молодые и старые люди, а в котле варилось свежее мясо.

— Готовится праздник в твою честь, — объяснил Соловьеву Мирген. — Тебя называют богатырем, потому что ты бегаешь быстрее коня.

Посреди юрты жарко дышал костер. А в юрту входили все новые мужчины, степенно здоровались и усаживались вокруг очага. Говорили больше о новой жизни, которой были явно недовольны. Даже родственникам приходится платить за пастьбу скота. Прежний уговор уже ничего не значит — сельсоветы устанавливают свои расценки, мало того — они заставляют хозяев давать батракам в долг молоко и мясо.

— Говорят, русские за Енисеем собрались в коммуну, — сказал тучный, с тройным подбородком мужчина в бархатном халате. — В коммуне за зиму передохли все кони. Неужели нас заставят отдать им свои табуны?

— Во всем виноват Итыгин. Будь всеми ненавидима женщина, породившая его! — сердито сплюнул синебородый старик с бельмом на выпученном глазу.

Соловьев понял, что люди собрались здесь не случайно и совсем не ради него. Об этом собрании они знали давно, ехали сюда по доброй воле, может, за сотни верст. Это были единомышленники, испытавшие на себе притеснения новой власти. Но чего они думали, когда Прииюсские степи были за Соловьевым? Если бы тогда помогли людьми и оружием, атаману не пришлось бы сегодня униженно просить мира.

Старик с бельмом будто бы прочитал затаенные мысли Ивана. Повернувшись в его сторону, он сказал:

— Братья Кулаковы были настоящими богатырями, но им не хватило выдержки. Они поторопили события, потому и погибли. Нельзя начинать большую войну прежде, чем поднимется на нее народ.

— Разве твои батраки поедут с тобой? — усмехнулся тучный мужчина.

— Если я перестану цепляться, как репей, за свой скот и часть его добровольно отдам бедным, они пойдут за мной в огонь и воду. Ты забываешь, что у всех хакасов общие предки. Они завещали нам дружбу племен и послушание старейшинам родов.

— Но, раздав скот, ты станешь беднее своих пастухов.

— Убытки ум дают. Когда мы завоюем власть, наш скот приумножится, — сказал старик с бельмом. — Что же касается Кулаковых, то они должны быть отомщены. Или здесь сидят не мужчины?

Последние слова, произнесенные стариком с усмешкой, вызвали в юрте движение и ропот. Особенно бурно отозвалась на них молодежь. Парни схватились за ножи, повскакивали, заорали наперебой. Хозяину пришлось утихомиривать их:

— Шуметь понапрасну — это точить, что не точится, — рассудил он. — Наш гость может подумать: здесь собрались пустобрехи. Но ведь это не так! — Кабыр обвел юрту рукой. — Они самые состоятельные и самые влиятельные люди во всех хакасских степях. Им принадлежат стада, у них есть оружие, без их помощи околеют бедняки. Как они скажут, так и будет.

— Так и будет, — кивнув трясущейся головой, сказал старик.

— Мы с вами сыновья одного народа, — продолжил Кабыр. — Мы думаем одинаково и хотим одного. И когда станем по справедливому делить власть между собою, кто посмеет забыть нашего гостя?

К Соловьеву потянулись любопытные взгляды. Не все знали его в лицо, но догадывались, что этот человек здесь неспроста и что, всего вероятнее, он представляет на собрании банду. Кабыр не назвал Ивана по фамилии, он приберег это напоследок, чтобы произвести большее впечатление, а сейчас сказал: