Он сам научил ее быстрой и меткой стрельбе из самовзвода и винтовки. Полина оказалась прирожденным стрелком — уже через неделю выбивала не меньше очков, чем сам Николай, палила навскидку, почти не целясь. И посмеивалась, пожимая плечами:
— Я ведь командирская жена.
Спать в ту ночь легли рано: мужчинам нужно было как следует отдохнуть перед дорогой. Однако все долго не могли уснуть. Тудвасев несколько раз выходил курить во двор, впуская в избу сырой холодок. Полина схватилась за руку мужа и не отпускала ее, и он чувствовал, как ресницы жены нежно касались его кожи: даже в темноте Полина не смыкала глаз.
Тревога в сердце Николая не проходила. Он чутко прислушивался ко всем звукам, наплывавшим с улицы. Вот пропели первые петухи. Мимо прошли двое, видно, муж с женою, говорили о ком-то третьем, балаболке и хвастуне, который напрочь испортил сегодня всю компанию. Затем во дворе напротив затявкала собака, затявкала радостно — значит, на кого-то из своих. И опять прошли люди, сторонясь луж и потому цепляясь локтями за доски забора и ставни.
Одно время Николаю показалось, что у калитки раздались и замерли чьи-то пугливые шаги, но сколько он потом ни прислушивался, эти звуки вновь уже не возникли. Видно, Николай обманулся: что ожидал услышать, думая о бородаче, то и услышал.
Трудно сказать, сколько Заруднев еще бодрствовал и сколько спал, но проснулся он от осторожного стука в дверь. Рука невольно потянулась к маузеру, лежавшему на скамье рядом с одеждой.
— Кто? — раздался сиплый голос Тудвасева.
— Ефрем.
Тудвасев недовольно закряхтел, поднимаясь с топчана, неторопко прошлепал по полу босыми ногами. Щелкнул крючок.
— Спать надо, племяш.
— Дело, Мишка. Заруднева буди.
— Чего там? — отозвался Николай.
— Давай в штаб, — позвал Ефрем.
Николай загоношился, разминая одеревенелые со сна руки и ноги. Когда он, потягиваясь, вошел в комнату штаба, окна там уже были плотно закрыты занавесками и желтыми от времени газетами. На столе, приплясывая, горел свечной огарок, тусклые отсветы огня колыхались на стенах и на темном узкоглазом лице человека, сидевшего спиной к простенку. Это был инородец, с которым виделся Заруднев в бандитском лагере — спокойный, чуть хитроватый взгляд нельзя было позабыть. Николай взглянул и на телячью куртку, обтянувшую грудь ночного гостя. До мельчайших подробностей вспомнилась операция у подножия Большого Каныма. Да, перед Николаем сидел секретный сотрудник ГПУ Шахта.
— Здравствуй, Тимофей!
— Здравствуй, — живо закланялся тот. Уронил на пол шапку и с ловкостью поднял ее. — У, язва!
— Случилось что-то?
— Все ладно, — беспечно проговорил Тимофей, доставая трубочку. — Увидел я тебя и дай, думаю, зайду. Банда кинулась в степь. Соловьев начинает переговоры.
— Что-то там сорвалось, — сказал Николай.
— Когда сорвалось? Я пятый день как от Соловьева.
— Вот тут-то и случилось.
— Ай-яй! Опять мне надо к Соловьеву. Опять.
Николай нетерпеливым жестом попросил у Ефрема карту боерайона, и когда тот достал ее из ящика стола и раскинул перед пляшущим огоньком, едва не потушив его, Николай сказал Шахте:
— Показывай, где бандитская база.
Тимофей долго сосредоточенно смотрел на карту, сопоставляя извилистые линии на ней с теми, что недавно видел он в степи и тайге. Наконец ковырнул пальцем точку западнее Чебаков:
— Был тут, но ушел, язва. Хотелось ему вот сюда, в степь. Может, к родителям пошел, в Малый Сютик?
Оказывается, Тимофею понадобилась срочная связь, чтобы передать ГПУ секретные сведения, интересующие чекистов. Он не мог выйти на чоновцев в Чебаках, поэтому, страхуя себя от провала, пошел сюда, в Ужур. Бандиты ждут нового суда в Красноярске. Если суд отпустит по домам их жен, бандиты немедленно покинут Соловьева. Сам Иван Николаевич уже не верит, что можно продержаться хоть какое-то время, потому и склонился к переговорам.
— Но в банде есть казак Чихачев. Он не хочет сдаваться и постоянно ругается с Соловьевым. Чихачева нужно убить, тогда легче справиться с бандой.
Уже перед утром Ефрем ушел домой, а они растопили печь, чтобы не сидеть в темноте, так как огарок истаял до конца, и все говорили о Соловьеве. Тимофей попросил Николая передать в Ачинск шифрованное донесение. Можно по телефону, никто ничего не поймет, если даже и подслушает разговор.
— Не боишься, что выследили? — спросил Николай.
— Боюсь, — откровенно признался Тимофей. — Бандиты, язва, совсем плохие люди. Бандитов кончать надо.
Читать дальше