Андрей Лещинский - Собаки

Саша давно выяснил, в каких странах люди живут без пилюль. Ближайшей была Эфиопия. То есть она была не самой близкой по расстоянию, но в Аддис-Абебу один раз в неделю из Петербурга летал самолет. Саша несколько раз ездил в аэропорт, оставив Жучку дома. Он ходил через служебные воротики за пилотами и стюардессами. Научился выходить на поле и мог, не привлекая к себе внимания, пешком дойти до самолета. В самолетах тоже были воротики, и Саша был уверен, что они его пропустят. Самолет вылетал послезавтра.

На следующий день Саша сидел дома у компьютера, пытаясь понять, что ждет в Эфиопии белого человека с российским паспортом и большой суммой в наличных долларах. В дверь позвонили. Ему никто никогда не звонил. К нему никто никогда не приходил. Он никого не звал и не ждал. Саша достал из-под шкафа пистолет, положил его на стол, накрыл салфеткой и пошел открывать.

Во рту было кисло, в голове тяжело, страх был бешеный, но что было делать? Стрелять через дверь и пытаться убежать? А вдруг там кто-то безопасный? Он открыл, и в квартиру зашли двое мужчин в приличных чиновничьих костюмах. Им было примерно по сорок лет, они не были похожи на полицейских, поздоровались, сказали, что хотели бы поговорить, получили разрешение войти в комнату и сесть, вошли и сели.

— Александр Николаевич, — сказал один из них, — скажите, вы довольны своей жизнью?

— Простите, я не понял вашего вопроса.

Саша тоже сел. Кажется, сразу убивать или хватать не будут. Он сел рядом с пистолетом. Визитеры не видели пистолет и, судя по их спокойному виду, не знали, что он заряжен, готов стрелять и лежит в сантиметре от Сашиной правой руки.

— Ну, вы хорошо устроились, ни в чем не нуждаетесь. Мы присматриваем за вами, видим, что вам не надо работать, вы все просто так берете. Константина вашего сегодня, кстати, арестовали.

О, господи! Позавчера он продавал Константину ай- ди восемнадцать, а сегодня, значит, уже всё. Саша сдвинул руку еще на полсантиметра вправо.

— Кто это «мы»?

— Да что там долго разговаривать, — сказал второй мужчина. — Ты же сам понимаешь, что долго так не протянешь. Тебя уже со всех сторон пасут. В общем так, давай к нам, а то... В общем, деваться тебе некуда.

— А кто вы такие?

Опять заговорил первый мужчина. Он начал нести какую-то чушь о преступном диктаторском режиме, о необходимости всем немедленно вскочить и бежать куда-то отстаивать свои гражданские права, об организации истинных патриотов, которые, рискуя жизнями... Если бы не было так страшно, Саша мог бы заснуть от тоски этих речей. Он понял, что эти два человека какие-то депутаты, что им чего-то надо, то ли действительно они стряпают политический заговор, то ли просто денег хотят заработать. Главное, что они знали про Сашу, и Саша был им очень нужен.

Первый говорил долго, убеждал. Второй иногда вмешивался и говорил: «Смотри, мы всегда тебя найдем» или: «Тебе деваться-то все равно некуда, ты нас бортануть не думай», — и тому подобное.

Саша не возражал, мычал в ответ: «Ну, да, ну, конечно...». Он не понимал, чем все это закончится. Стрелять ужасно не хотелось. Хотелось, чтобы как-нибудь само собой рассосалось, и, к его изумлению, так оно и вышло. Двое встали, назначили Саше встречу назавтра на два часа дня в ресторане на Невском, еще раз пуганули и ушли.

Саша подождал полчаса, собрал свои вещи, половину дорожной сумки заняли пачки денег, взял Жучку за поводок, взял сумку в левую руку, положил пистолет в карман брюк, сунул в этот карман правую руку и пошел к машине. Ему никто не пытался помешать. Самолет в Аддис-Абебу вылетал в девять утра, сейчас было пять вечера. Саше было все равно, чем заняться, и он решил попробовать пристроить Жучку.

С сумкой, пистолетом и Жучкой он зашел в магазин к Гене. Гена сидел у себя в кабинетике. Они не виделись несколько лет, Гена вскочил, попытался изобразить радость, но Саша понимал, что с человеком, попавшим под конфискацию и теперь неизвестно откуда взявшимся, дело иметь нервно, а то и опасно.

Он в двух словах рассказал Гене свою историю, ничего не сказал только про сегодняшний день. Сказал, что на днях уезжает в другой город, что не хочет брать с собой Жучку, может быть, единственную в своем роде собаку, и готов подарить ее Гене.

— И что мне с ней делать?

— Не хочешь то же, что и я?

— Извини, зачем? Ты сделал. Много ты с этого поимел? Что у тебя за жизнь?

— А у тебя?

— А что у меня? Ну, да. Уши надо завязывать. Но у меня бизнес, я как-то устроился, ко мне претензий нет, прятаться не надо. А у тебя что? Живешь воровством, скрываешься, сам понимаешь, что рано или поздно, а скорее рано, тебя возьмут. И для чего это? Зачем ты вообще это сделал? Люди и не с таких ударов поднимаются.