— «…и тут капитана шарахнуло, — начнет она передразнивать, — прямо в плечо шарахнуло, и упал он мне на руки…»
— Так было, в точности так было, — замашет Петер пустым рукавом.
— «…он был уже мертв, — Магда не даст сбить себя с толку, — глаза затуманились, не дышал, но в русском госпитале очнулся. Я-то знал, что это еще не конец».
— Конечно, знал, — Петер махнет рукавом, словно желая ударить себя в грудь ладонью, которой нет, — прекрасно знал. А как его повезли, еще бездыханного, ведь он только у русских очнулся, панна Магда прибежала, прилепилась к подводе и плакала, плакала, а я знал, что это еще не конец.
— Я его тогда не повидала, — мать посмотрит так, словно перед глазами у нее вместо стены пустота, — не успела.
— Но потом свиделись, — скажет сочувственно Ксаверия, — когда он вылечился и ушел осенью в армию.
— Даже в звании не повысили, — мрачно припомнит Петер, — а ему полагались майорские лычки.
— Разве майору легче умирать, чем капитану? — спросит Магда разгневанно, со слезами на глазах.
Тогда мать подойдет к ней, притронется к ее пышным светлым волосам, которые, словно ореол, обрамляют побледневшее лицо.
— Всем трудно умирать, особенно молодому, такому молодому, будь он хоть генералом. А если у него есть девушка, любимая девушка, ибо о матери, пусть и любимой, думают меньше, и вдруг приходит смертный час, то очень ему жаль расставаться с этой девушкой…
Где-то в отдалении прозвучал одиночный выстрел. Кароль сунул руку в карман, нащупал рукоятку пистолета, постоял у забора какого-то незастроенного участка, прислушался, но было тихо, только телефонные провода монотонно гудели на той стороне улицы, и спустя несколько секунд звук выстрела показался чем-то нереальным, почти наваждением. Кароль двинулся в сторону рынка, и когда был уже на Рыночной улице, вымощенной булыжником и освещенной редко расставленными фонарями, снова раздался один, потом второй выстрел, но по-прежнему трудно было определить, откуда обманчивое эхо приносит эти звуки. Подумал о Чеславе; всякий раз когда Кароль в отсутствие Чеслава, уехавшего на задание в глубинку, слышал отголоски выстрелов, невольно возникал страх за младшего брата, в его подсознании всегда таилось нечто связанное с Чеславом, оно появлялось само, непрошеное, и на минуту овладевало им; вот и сейчас — мать не докончила монолога о том, как трудно умирать молодым, Ксаверия перестала пожирать огромными глазами Петера; дольше всех оставалась с Каролем Магда, но и она потерялась по дороге, пока он почти бежал вдоль Рыночной улицы, не слыша предостерегающего скрипа снега под ногами; потерялась как раз возле маслобойни, на огромных дверях которой красовались тоже огромные буквы: ЗВМ [7] ЗВМ — сокращенное название прогрессивной молодежной организации «Звензек Вальки Млодых» («Союз Борьбы Молодых»).
; в один прекрасный день оказалось, что ЗВМ означает: «За Вами Москва», под каждой буквой было подписано соответствующее слово: под З — за, под В — вами, и так далее, черной краской; закрасили надпись известкой, ночью опять: «За Вами Москва», решили проверить, чьих рук дело; солдаты поймали мальчишку из класса Ксаверии, которая при этом известии как будто всплакнула, может и искренне, но ее большие глаза оставались сухими, по крайней мере тогда. «Ведь не вы ему велели», — сказал в тот раз Кароль, а потом у него мелькнула мысль, что за это трудно было бы поручиться. К счастью, никто не требовал такого ручательства; на заборе у маслобойни белел другой лозунг: «Да здравствует блок демократических партий» и далее: «Голосуем за 3»; Чеслав делал эти надписи, а потом шутил, что они призывают голосовать за тройку; выше — следы торопливой мазни, которую еще можно разобрать: «75 % мандатов — ПСЛ» [8] ПСЛ — сокращенное название оппозиционной крестьянской партии «Польское стронництво людовое».
, тут художника не поймали, впрочем, ученик пани Ксаверии вряд ли добрался бы так высоко без табурета или лестницы; были еще крикливые плакатики, написанные аккуратным, каллиграфическим почерком, приколотые кнопками, они особенно бесили Кароля. Эта легальная оппозиция, за спиной которой стоит «Блеск» со своей лесной армией, «Блеск», заставляющий схваченных коммунистов есть партбилеты и клясться, что они не будут голосовать за «3»; кто не поклянется — пуля в лоб, а кто поклянется, тоже пуля в лоб, на всякий случай, чтобы не сделался клятвопреступником, — именно эта легальная оппозиция требует семьдесят пять процентов мандатов, в соответствии, как она утверждает, с настроениями народа. «Настроение народа» — великолепный аргумент, великолепный трюк, его выдумал недюжинный людовец, так обычно назывались деятели крестьянской партии. Чеслав смеялся: можно, мол, на заборе да на бумаге подсчитывать мандаты, и Кароль ему поддакивал, но, в сущности, не был вполне уверен, что эти выборы пройдут так же, как июньский референдум; теперь к людским раздумьям примешался страх перед последователями «Блеска» и пожарами, которые они после себя оставляли, теперь размежевание было совершенно четким, появился термин «оппозиция» с определением, словно в насмешку, «легальная», и эта оппозиция обосновалась на Рыночной площади, в конторе адвоката, который внезапно заделался активным людовцем; в окне адвокатского кабинета висел огромный зеленый флаг, ветер хлопал им по обитому железом подоконнику и по стеклу, и казалось, что полотнище рвется в тепло адвокатских покоев.
Читать дальше