Александр Николаевич молча сел. Обхватил колено руками, отвернулся.
Опять воцарилась тягостная неловкость.
За стеной в гостиной Лукерья, тоже не ложившаяся всю ночь, вдруг заиграла на пианино «Собачий вальс», спуталась и бросила.
Александр Николаевич насмешливо фыркнул.
— Я все не соберусь спросить, — прервал молчание Мазаев, — как там с моей заявкой?
— В отношении промышленной добычи бесперспективно, — после паузы ответил Осколов.
— Да? — взгляд Мазаева стал пытливым. — И все?
Александр Николаевич опустил глаза. Сказать, что ли, ему про аквамарины?.. А ну его ко всем чертям! Знает он сам про них или не знает? Скорее всего, не знает. Впрочем, это все равно. Какие теперь аквамарины!..
— Не понимаю, — время спустя проговорил он, — что вас, вообще, заставило подать ее? Для легализации, что ль?
— Допустим, — нехотя подтвердил Мазаев. — Хотелось выбиться из бедности.
Александр Николаевич пропустил эту колкость мимо ушей. «Вот кому идти в Бобруцкой, кому в Нерчинский заво-од», — загудел он себе под нос песню, какую любили певать рудничные.
— А я надеялся, может, повезет, — притворно вздохнул Мазаев.
Александр Николаевич нетерпеливо встал:
— Утро уже. Пойду все-таки посмотрю, что делается в городе.
Он перехватил тревожный взгляд Каси:
— Ничего со мной не случится, не бойся! Стрельба, слышно, совсем кончилась.
— Вы всю ночь не спали из-за меня, Евпраксия Ивановна, — улыбаясь, сказал Мазаев, едва закрылась за Осколовым дверь. — Идите отдыхайте.
— Как вы совестливы и тактичны! — с упреком откликнулась Кася. — Не хитрите со мной. Вы ведь вполне допускаете, что сейчас придут вас арестовать, и хотите, чтоб это происходило без меня. Чтоб я не видела, да?
Он не ответил, только глядел на нее весело и дерзко. Да, допускаю, говорили его глаза, и не боюсь. Но счеты сведем без дам.
— Вы можете нам верить. — Она убеждающе покачала растрепанной головкой. — Мы дождемся Александра, узнаем обстановку, напьемся чаю… А так я вас не отпущу.
Он опять, как давеча, засмеялся. И она засмеялась. Ей стало легко с ним, легче, чем в присутствии мужа.
— Мы запалим сейчас с вами новые огни. Несите сюда этот большой подсвечник. И прикажем подать свежих бутербродов, хотите?
Их тени столкнулись на стене, соприкоснулись носами, когда они, раздвигая приборы с остатками ужина, устанавливали старинный медный шандал.
— Хорошо, не он попался под руку господину Осколову, — пошутил Мазаев.
Кася опять засмеялась, хотя чуть принужденно. Она незаметно, бегло оглядела его хорошо вылепленную голову в кудрях, ссадину на виске, сжатый рот и интеллигентные мускулистые руки… Что его-то заставило связаться с бунтующими рабочими? Почему в него, образованного человека, стреляют какие-то одичалые казаки? А тот офицер тоже бы стрелял, если бы нашел его?.. Прямо здесь — стрелял? Среди ковров, синих китайских ваз и вышитых шелком цапель?
Вошла горничная.
— Что? — вздрогнула Кася.
— Я пальто им зашила, — кивнула Лушка на Мазаева.
— Умница! — с облегчением одобрила ее Кася.
Лушка медлила уходить.
— Барыня, я им в гостиной на диване постлала, — нерешительно выговорила она, — хотя вы и не приказывали.
Кася пожала плечами, перевела взгляд на Мазаева:
— Неужели вы могли бы уснуть?
— Это даже необходимо, Евпраксия Ивановна, в моем положении.
В это время в передней послышался шум: вернулся Александр Николаевич, возбужденный, с мороза. Крякая, громко топая бурками, он быстро прошел по коридору.
— Значит, так. Открывайте ставни. Луша, беги! В городе временное затишье. Говорят, в реальном училище с полтысячи арестованных солдат. Казаки перешли на сторону белых.
— Много? — резко спросил Мазаев, сдвинув брови.
— Говорят, сотни две. Из деревень бредут вооруженные отряды крестьян, сам видел. К кому хотят присоединиться, неизвестно.
Он говорил, как рапортовал, четко и весело. Происходящее возбуждало его помимо его воли.
— Возле речки Чигирим у Чепуринского завода укрепились ваши красногвардейцы. Говорят, у них четыре пулемета и орудие.
— Кто говорит? — перебил Мазаев.
— Кто надо, — прищурился Александр Николаевич. — Вас удивляет, что я принес сведения от обеих сторон? Сейчас почайпием, и вы можете отправляться к своим, пока победители, утомившись победами, спят.
Лушка вкатилась с кринкой горячего молока, будто специально ждала.
Они не находили странным, что втроем принялись деловито собирать Мазаева, будто родственника провожали в дорогу.
Читать дальше