Wind-n-Rain - Костолом

— Пришлось за тобой помотаться. В гостинице слишком много свидетелей. А там, куда ты потом направилась, менты пасутся. Мог бы подобрать тебя на дороге, но блять… Так не интересно! Будто знал, что приведёшь меня в лучшее место. — Показушно повертев головой, оглядев окрестности, Артур присвистывает. — Хата нехилая. Камер не видно. Вокруг никого. Будете орать — а вы будете — никто не услышит. Без лишних свидетелей. Но с нелишними. — Он мечет фразы через паузы — обрубленные, выразительные. Это экспромт — Ксения знает: он — не она, он не из тех, кто смог бы целый день выжидать своего часа в лесу, кормя комаров. Он из тех, кто привык сразу от слов переходить к делу. Вот и сейчас — минуты не прошло, как они встретились вновь, а его план уже готов: — Разобраться с тобой, сучка, я всегда успею. Так что оставлю тебя напоследок — ты же уступишь очередь своим подружкам? Ребята, считайте вам повезло, — он обращается к бугаям, плотоядно скалящим квадратные челюсти, пока их главарь снова переводит взгляд на случайных жертв: — А сейчас вы сдадите свои мобильники, и мы пойдём в дом.

— Артур, — встревает один из бугаёв. — Tам эти… — Он тычет пальцем в забор, очевидно намекая на обезумевших уже от непрестанного лая овчарок. — Проблем не будет?

— Хм… — Bместо ответа вожак достаёт из кармана пистолет, вальяжно примеряя его к ладони. — Жаль, конечно. Так-то я люблю животных, но… Открывайте двери, чей там это дом! — Любовно оглаживая пальцем спусковой крючок, он косится на Ольгу, ревностно сжимающую в объятиях трясущуюся в истерике дочь.

Ксения находит в себе силы поднять глаза на врага. Она ожидала чего-то такого. Она знала, что её выходка во спасение собственной души рано или поздно обернётся крахом чего-то большего. И случилось именно то, чего она опасалась более всего — под удар она попала не одна. Он сам признался, что следил за ней — должно быть, приехал в Алиевку ни свет ни заря и ждал подходящего момента. Она привела его на хвосте. Она во всём виновата… А руки-то у него нетвёрдые! Если присмотреться, можно заметить, как подрагивает тот самый палец у крючка, как вибрирует израненное запястье под тяжестью ПМ. Поджившие гематомы на лице сияют ярче солнца, а сколько их наверное на теле, под одеждой… Он строит из себя зверя — раненого, но не поверженного, но на деле он… Никто. Чучело волка из краеведческого музея — дети малые боятся его пластмассовых клыков, а те, что вырастают из молочного возраста, смеются над выеденными молью проплешинами в его линялой шкуре. Ксения тихонькo хмыкает. Её хмык обрывает стынущую тишину, долетает до уха врага, срывает последние пломбы.

— Тебе весело, а, Ксюшенька? Погоди немного — сейчас будет ещё веселее. Дверь открыли быстро!

Баграмян искусно корчит голосом вымученную усталость, переходящую в гнев. Будто понимая, что на ту, по чью душу он явился, его чары больше не действуют, обращается к незнакомке. Опускает руку со стволом в карман, нетерпеливо притоптывает острым носком кожаной туфли. Приподнимает в ожидании брови над глазами тёмными, как обратная сторона луны — любой бы уже давно понял, что шутить здесь никто не собирается. Но Ольга не шевелится — за спиной их дом, и она не может…

— Мамочка, мне страшно, — хнычет Алиса, давясь слезами.

Затянувшееся ожидание, грозящее вот-вот перевести выяснение отношений в физическую плоскость, прерывает лязг засовов — калитка открывается, являя непрошенным визитёрам настоящего хозяина территории. Ян, как и тогда, в виноградниках, предстаёт в почти сценической мрачности. Стройное тело обтянуто чёрной одеждой, как второй кожей. На его бледном лице — усталость, в его чёрных глазах — гнев. Овчарки наконец успокоились и застыли в выжидательной стойке по обе стороны от своего человека. А у того в руке ружьё — придерживая за ствол, он опирает его прикладом о землю, но твёрдость позы не оставляет сомнений: если надо, приклад окажется у плеча в долю секунды. А уж хозяин не промажет — с нескольких метров из охотничьей двустволки и слепой бы не промазал, не то что мужчина, вынужденный защищать свой дом и своих родных.

— Это ещё что за чучело? — хихикнул один из подельников, едва отойдя от удивления.

— Артур, затолкай своих дрессированных горилл обратно в скотовозку и отправляйся восвояси, — цедит Ксюха сквозь зубы, сдерживая рвущуюся из неё ярость. Она, ярость, никуда не пропадала, лишь спала глубоко, но её разбудили… — Вали отсюда. Потому что второй раз я тебя не пожалею.