Олег Хлебников - Заметки на биополях [Книга о замечательных людях и выпавшем пространстве] [сборник litres]

Ознакомившись с материалами дела, Баркова подтвердила все данные ею показания. И в тот же день написала заявление Ягоде:

«Я привлечена к ответственности по ст. 58 п. 10 за активную антисоветскую агитацию, выражавшуюся в антисоветских разговорах и террористических высказываниях с моими знакомыми. Разговоры, имевшие контрреволюционный характер, я действительно вела, но вела их в узком кругу, в порядке обмена мнениями, но не с целью агитации… У меня очень неважное здоровье – бронхиальный туберкулез с постоянно повышенной температурой, малокровие и слабость сердечной деятельности. В силу моего болезненного состояния и моей полной беспомощности в практической жизни наказание в виде ссылки, например, будет для меня медленной смертью. Прошу подвергнуть меня высшей мере наказания (выделено мной . – О. Х. )».

По рождению она была тем самым «никем» из революционной песни, а вместо «всем» готова была стать ничем…

Но Ягода не выполнил просьбу – Баркова получила пять лет Карлага (Казахстан). Вышла в 1939 году, жила в военные и первые послевоенные годы под административным надзором в Калуге. А в 1947 году снова оказалась в лагерях, на этот раз – воркутинских, по той же 58-й статье.

Все эти годы писала стихи, в лагерях появились две поэмы и более 160 стихотворений – это только уже известных, опубликованных в последние годы. И каких! Пожалуй, лучше всех свой духовный подвиг объяснила она сама и как раз в лагерных стихах:

Но Баркова не была бы Барковой, если бы уже в следующем стихотворении, написанном 25 августа 1955 года, не снизила пафос этих строк столь свойственной ей горькой самоиронией:

Однако не только поэт «помогает» стихам. Стихи помогают поэтам жить и выживать. Впрочем – не только поэтам.

Доказательство – бесчисленные лагерные тетрадочки и блокнотики с переписанными по памяти стихами Пушкина, Лермонтова, Блока, Анненского, Гумилева, Ахматовой, Пастернака, Есенина…

Стихи читали друг другу и себе в камерах и бараках. Ими буквально спасались. Не говорит ли нынешнее пренебрежительное отношение к поэзии о потере инстинкта самосохранения у современного общества, целого народа…

А Баркова была счастливее многих: она могла не только читать, но и создавать поэзию.

К тому же у нее не было иллюзий типа: «Меня-то по ошибке посадили, я в отличие от остальных ни в чем не виноват (а)». Это тоже добавляло силы духу. В общем, она, несмотря на очень слабое физическое здоровье, выжила.

И вот наконец в марте 1956 года Баркову освободили по указу об амнистии от 27 марта 1953 года. Но не реабилитировали.

«Жить ей в Москве приходилось на полулегальном положении, – пишет ивановский исследователь творчества Барковой Леонид Таганов. – Скиталась по знакомым в поисках ночлега… В начале 1957 года, когда Москва готовилась к Международному фестивалю молодежи, чтобы не подводить друзей, помогавших ей хоть как-то существовать в столице, Анна Александровна уезжает в Украину, в поселок Штеровка Ворошиловградской области. В этом глухом украинском углу она целиком погружается в работу над прозаическими произведениями. Пишет много и быстро. Повести, рассказы, наброски к романам. Складывается впечатление, что она спешит высказаться в преддверии новых надвигающихся на нее бед. И беды не заставили себя ждать.

В ноябре 1957 года Баркова получила долгожданное известие о реабилитации. А буквально через несколько дней после этого известия была снова арестована и приговорена к десяти годам лишения свободы».

За что?! Уже при Хрущеве-то, в самую оттепель! Какое же преступление должна была совершить советская политкаторжанка, только что вышедшая на свободу и реабилитированная?

Поводом стал донос соседки по дому: Баркова слушает «Голос Америки», утверждая, что только там можно узнать правду. И еще – бывшая зэчка назвала своего кота именем одного из руководителей партии и правительства.

Но главной причиной ее ареста стала все-таки та самая только что написанная проза, которая после доноса попала в руки следователей и вызвала страх и ярость у «литературных экспертов», привлеченных к новому делу Барковой.