Ева Север - Трасса Ноль

Ника вскрикнула и попятилась.

– Моя тень!

– Бинго!!! – Сид расхохотался как сумасшедший. – Старикашка наблюдал за тенями артистов на куполе цирка. Он всегда следил за тенью тросика и видел, что в тот раз ты промазала. Ну, поняла теперь?

Блистательная Николь Мишуровская уже не походила на саму себя: глаза испуганно вылезли на лоб, тело бьет крупная дрожь, руки потерянно висят как две плети.

Сид удовлетворенно протянул:

– Такие дела, бэби. Не знаю, как там насчет звезд манежа, а презренная униформа тебя давно выкупила.

– Но я… – губы Ники жалобно запрыгали. – Как же теперь?!

Она явно была сломлена. Сид глубоко затянулся и расплылся в искренней ухмылке. Баш на баш – так ты сказала, подруга?

– Да ничего не будет. Иди работай свой коронный номер, опоздаешь ведь. А мне домой пора.

Ника не ответила. Медленно, как в дурном сне, она развернулась и понуро побрела прочь, увязая в нетоптанном снегу. Сид издевательски захохотал ей в спину:

– Да, бэби! Смотри не промахнись на этот раз! А то мало ли…

Он молча следил, как хрупкая фигурка растворяется во тьме цирковых задворок. Бухнула дверь – и Сид остался один.

Наконец-то один! Наедине с зияющей дырой посреди груди, в окружении бледных призраков прошлого.

Что ж, вот он и потерял все. Старая выучка не подвела даже на этот раз, помогла сдержать удар. Только что толку от дешевого блефа, если крыть больше нечем?

Зачарованный мир манежа, пестрый шатер и вагончики, тяжело груженные кофрами диковинного реквизита. Легкие люди со светлыми улыбками, с птичьей свободой, намертво вписанной в линии жизни. Запах конюшни и сладкого попкорна, опилки под ногами и, конечно, восторженный рев сотен зрителей. Сид потерял все – на этот раз безвозвратно.

Ника – огненный эльф со стальной душой. Узкие ладошки, смеющиеся карие глаза, румянец на острых скулах. Единственная, кому Сид доверял, с кем готов был рвануть хоть на край света, – все это оказалось ложью, фальшивкой. Нику он потерял не сегодня, а шесть лет назад, на обледенелом склоне горы в Заполярье.

Сигарета догорела до фильтра, обожгла пальцы. Сид отшвырнул окурок, но лишь для того, чтобы тут же раскурить следующую.

Что он будет делать теперь? Действительно вернется домой? Туда, откуда так поспешно сбежал всего час назад – и словно в другой жизни?

Сердце жалобно заныло: Яна! Доверчивая девочка, на раз позволившая заморочить себе голову. Да и разве могло быть иначе? Ведь то, чего боишься, всегда кажется не просто вероятным, а неизбежным.

Сид ощутил, как жарко разгорается внутри злость. В каком же аду она жила последние месяцы! И почему молчала?! Почему не спросила ни о чем его, Сида? Зачем поверила чужой суке, врущей так нагло и уверенно?

Он знал ответ: потому и поверила, что любой самой ужасной действительности она боялась все же меньше, чем того, что любимый ей снова соврет.

«Ты сам виноват, buddy. Ты сам все просрал».

А может быть, еще не все потеряно? Яна ведь сейчас где-то там, собирает вещи. Куда она пойдет на ночь глядя? Есть ли у нее в этом городе хоть одна подруга? Быть может, еще не поздно?

Сид сбросил с себя постыдное оцепенение. Порывисто запустив в сугроб едва прикуренную сигарету, он торопливо зашагал по направлению к метро.

Сейчас он вернется домой и хотя бы раз в жизни поступит как взрослый человек. Он возьмет за руку девчонку, которая его любит, и даст ей выговориться. О, она поведает ему обо всех страхах и выплачет все слезы. Она даже найдет в себе силы объяснить нелепую выходку с детской комнатой.

А когда будут сказаны все слова, они вместе прогонят призраков, заполонивших дом, и запрут проклятую дверь, которую вообще не следовало отпирать.

Сид улыбнулся. Конечно, еще не поздно! Взрослеть никогда не поздно, ведь так?

Из небытия ее вырывает сокрушительный удар по ребрам. Кости жалобно хрустят, солнечное сплетение взрывается облаком лютой боли. Яна хочет застонать, но из горла рвется лишь полузадушенный хрип.

– Вот так, девочка! Дыши!!!

Что это – голос Сида? Но откуда?.. В голове все мутится, связующая нить ускользает.

…Яна делает над собой усилие и открывает глаза. Над ней качается небо – ошеломительно-синее с проворно бегущими клочьями белоснежных облаков. Глаза режет невыносимо-яркий свет. За пеленой слез мир двоится, утопает в молочном тумане. В нос ударяет запах костра, аромат сосен и можжевельника.

– Что… Что со мной?

Слова срываются с пересохших губ больными птицами и тут же с глухим шорохом падают на песок.