Ева Север - Трасса Ноль

Сид ощутил, как мышцы свело судорогой, а внутренности скрутило узлом.

Этого не было в номере!

Николь Мишуровская – несгибаемая женщина с железной дисциплиной потомственной цирковой – меняла на ходу их номер!

Его обожгло мгновенным озарением: мстит! Она наказывала Сида за его жалкий нелепый протест.

Только вот ему уже давно приелись все ее испепеляющие взгляды, тычки в ребра и шипение на ухо. Николь могла сделать только одну вещь – и она нащупала ее своим безошибочным женским чутьем.

Этим воздушным поцелуем она швырнула в зал неосязаемую, но нерушимую нить. Ту самую, что отобрала у Сида. Теперь эта нить протянулась от нее к тому, безликому, что сейчас восхищенно замер в зрительном зале. И плевать Николь Мишуровская хотела на чувства своего униформиста!

Сид тихо зашипел от невыносимой боли, взорвавшейся где-то под шестым ребром. Удар за удар – верно, Ника? Я пробил твою защиту, и теперь ты отыгрываешься. Только вот не жди, что я приму все как должное. Сегодня этому не бывать.

Ведь когда у тебя забирают связующую нить – это не только одиночество отверженного. Это еще и свобода.

Он рассмеялся, не заботясь о том, услышат ли зрители.

– Да пошло оно все!

Сид беспечно разжал пальцы, лонжа легко скользнула между ними и упала на грязный пол.

Вот и все, жребий брошен. Сид развернулся и сделал шаг во тьму закулисья. Первый шаг всегда самый тяжелый. Второй будет легче.

Он встретился глазами с тщедушным униформистом. Лицо старика было перекошено от ужаса, побледнело так, что позорная бородавка на нем проступила несмываемым тавро.

Сид беззаботно пожал плечом и едва шевельнул губами: не обессудь, приятель! Я пас, а ты как знаешь!

Ни о чем не волнуясь, он скользнул в узкий проход между стеной и клетками – и едва устоял на ногах.

Ополоумевший старик-униформист летел вперед. Одним бешеным рывком он толкнул Сида, протиснулся мимо него и рванул дальше.

Чудовищная когтистая лапа взмыла верх и сомкнулась там, где по ржавым прутьям только что скользнула застиранная черная рубашка старика. Тигр опоздал лишь на долю секунды.

Сид недоуменно присвистнул. Никогда не делай резких движений перед хищниками – это прописная истина, которой учат в первый же день в цирке. Неужели шанс выслужиться перед начальством, подхватить проклятую, никому не нужную лонжу стоил того, чтобы рисковать жизнью?

За спиной как один ахнула толпа, из зала раздался надсадный женский визг. Может статься, это нашел свой нелепый конец безызвестный неказистый униформист. А скорее, Ника всего лишь выполнила коронный обрыв. Сид не стал оборачиваться, чтобы проверить.

Какая разница? Цирк – мир фарса и безумцев. И он, Сид, к нему больше не принадлежит.

Он свободно шагал вперед, и члены труппы оторопело расступались перед ним, как перед прокаженным. Медленно, как в дешевом кино, кто-то начал движение вперед. Не иначе бегут взглянуть, растерзали ли несчастного старика.

Все это больше не касалось Сида. Он бросил партнера во время номера, а это самый страшный грех из всех возможных. Теперь он навсегда стал для цирковых пустым местом. Его ждал остракизм: приговор неизбежен и обжалованию не подлежит.

Только вот Сиду было плевать. Он сделал свой выбор. Все самое страшное уже произошло там, у барьера, когда полетел в зал роковой поцелуй, а по полу зазмеилась лонжа. Его предали, легко и бездумно. Он распрощался с манежем еще в ту секунду – так что ему теперь до искаженных в ярости и ужасе лиц бывших товарищей?

Да и нужно ли лгать самому себе? Разве эти люди вообще когда-то считали его своим?

Сиду нечего было терять с самого начала. Просто он все упрямо цеплялся за несбыточную надежду, не желал признавать очевидное.

Что ж, теперь он это сделал.

Сид не стал переодеваться или собирать неподъемный рюкзак, только забрал из гримерки свою любимую счастливую косуху. Толкнув тяжелую дверь черного входа (в последний раз!), он вывалился в морозный вечер. Его так никто и не остановил.

Весь короткий зимний день она пристально разглядывала картину на стене. Незаметно подкрался вечер, уже давно стемнело, но Яне это не мешало: она и без света помнила весь рисунок наизусть, вплоть до последнего штриха.

Именно сегодня, в последний день года, Яна чувствовала себя потерянной и одинокой как никогда. Ей просто необходимо было найти хоть какую-то нить, за которую она могла бы ухватиться.

Она изо всех сил пыталась поймать нужное состояние – момент, когда краски реальности бледнеют, сознание проваливается в безвременье, остается лишь стук сердца, а каждый вдох и выдох словно растягиваются на века.