Ева Север - Трасса Ноль

Если понадобится, сегодня она обшарит все дворы-колодцы в этом проклятом городе, но найдет свою потерянную, украденную любовь.

За спиной с лязгом сомкнулись ворота служебного входа. Сид не стал оборачиваться.

Куда теперь? Поколебавшись с секунду, он повернул в сторону магазина. Сид шагал привычно легко, слегка пританцовывая – так, словно наслаждался зябкими сумерками убогого спального района. Хотя почему бы и нет? Во всяком случае, спешить ему больше некуда.

Продавщица напомнила ему усатую мойщицу Рахиму: такая же застенчивая улыбка и глаза грустного тяжеловоза.

Воспоминание больно кольнуло, оставило горький осадок. Как там теперь эта безответно-кроткая женщина с пальцами, распухшими от воды? Вырвется ли весной повидать сына? Сид в это не верил.

На кассе он взял шкалик водки. Первый за вечер, а сколько их будет! Благословенны окраины с их полулегальными магазинчиками: даже самой глухой ночью здесь можно купить выпивку. А что уж говорить о новогодней ночи!

– И еще «Лаки Страйк», красные.

Кассирша вопросительно вскинула брови:

– «Малборо» красный?

Раздражение мигом выплеснулось наружу. Сид издевательски ощерился:

– Эй, ты русский вообще знаешь? Я сказал: «Лаки Страйк». Красные.

Женщина за кассой горестно съежилась, виновато всплеснула руками:

– Нету «Лаки». «Малборо» есть!

И это тоже уже было. Сейдозеро, разруха заполярного поселка, безразличная продавщица с мертвыми пергидрольными буклями: «„Черный Петр“ есть, „Тройка“ и „Гламур“. Что будешь?»

И, конечно, влюбленный взгляд Янки, жгущий затылок.

У Сида против воли вырвался горький смешок. А ведь и в те колдовские горы он приехал вовсе не из-за влюбленной девчонки, неуверенно топчущейся за его спиной… Ника. Уже тогда он что-то предчувствовал. А может быть, наоборот, ехал, как в паломничество, чтобы вымолить себе второй шанс?

И вот как все обернулось.

– Buddy, ты все просрал. Снова.

– Что сказали? – испуганно вытаращилась кассирша.

– Ничего, – Сид с усилием выдавил дружелюбную улыбку. – Давай «Мальборо».

– Пожалуйста, – женщина с готовностью просияла ему навстречу. – С наступающим!

Глаза бессловесной клячи, которая будет пахать до последнего, а потом так же покорно пойдет на убой. Сид болезненно сморщился.

Как же он ненавидел этот город!

На улице будто еще сильнее стемнело. Стоило Сиду выйти, как ветер тут же с готовностью швырнул в лицо горсть ледяной мороси. Автово: тут всегда на пару градусов холоднее, а небо – на полтона серее.

Здесь больше нечего делать. Прочь!

– Сигареткой не угостите?

Парнишка глядел просительно, воротник дрянной куртки поднят к самому покрасневшему носу. Лет семнадцать, не больше. И совсем трезвый, надо же.

Сид извлек из кармана пачку. Уже почти пустая – а ведь он никогда не любил «Мальборо».

Впрочем, и выпито тоже немало. Сид давно сбился со счета, сколько раз за вечер он заходил в магазины, чтобы купить еще немного пойла, самого дешевого – такого, от которого жжет нутро и стираются мысли.

Протягивая сигарету, Сид едва не потерял равновесие, беспомощно качнулся вперед. Парнишка не дал ему упасть, подхватил под локоть:

– Спасибо. С наступившим!

Вот оно как. Значит, уже начался новый год. Сид потряс головой, на минуту вынырнул из спасительного транса, куда сам себя загнал с таким трудом. Сознание прояснилось, в голове вновь заметались отголоски тревожных мыслей. Как же хорошо было без них!

Его мутило, ноги гудели, а грудь все так же жгла черная злоба. От этой старой подружки так просто не отделаешься.

Куда же его занесло? Сид огляделся.

Не может быть! Проклятый двор-колодец, знакомый до мелочей!

Просто невероятно. Пьяный в хлам, ничего не соображая, он протащился по городу не меньше пятнадцати километров, закладывая безумные петли. Перед глазами заплясали зыбкие картинки. Вот он обнимается с какими-то пьяными бабами на Гороховой, кричит им в лицо: «С новым счастьем!», хохочет во все горло. А вот греет руки у огня на Марсовом поле, бормочет под нос стихи Бродского. Потом он, вроде, лежал на смерзшемся песке пляжа Петропавловки, затем ковылял куда-то, но споткнулся и едва не вышиб зубы о выпирающие булыжники Монетного двора – это тоже было или только привиделось?

И все это лишь для того, чтобы неумолимая стрелка компаса в груди привела его сюда – под стрельчатые окна студии, порог которой ему больше никогда не переступить.