Александр Оберемок - Сухая ветка

— Нет, дядь Гриш, я пропущу.

— А, ну гляди. А я налью чуток.

Гришка налил полстакана, достал из кармана луковицу, быстренько очистил её, разрезал, выпил, обмакнул четвертинку луковицы в соль, закусил. Грюкнула щеколда двери.

— О, моя нюхом чует, — обречённо сказал Гришка.

Зашла Зинаида с чугунком картошки в мундире.

— Уже тут, гад, — пробурчала она.

— Ну, не гуди, не гуди, я ить человека на рыбалку зашёл позвать.

— А я думаю, чего это Алексея целый день не видать. Вот, картошечки принесла… А ты уже пьёшь тут, скотина, — обратилась она к мужу.

— И где? Да я тока зашёл!

— А это чего? — тётя Зина потянулась к банке.

— Не туда в Тамбов дорога! — громко сказал Гришка, схватил банку и спрятал за спиной.

— Да ладно, тёть Зин, я ему много не дам, — вмешался Алексей. — Да и поужинаем заодно.

— Вот, а ты говоришь, — произнёс неизвестно к чему изрядно захмелевший Гришка.

Соседка почистила картошку, порезала лук и солёные огурцы под неизменные байки своего мужа. Остановить Гришку было невозможно.

— Ты сюда послушай, Алексей. Я ить чего говорю? Я говорю, что человек — он ить как та шалава, ага.

— С чего это?

— Ну ить, скажу, тебе в антобус надо, ага. А там людвы набито, как бочки в селёдке. Ну ты понял. И никак в ентот антобус не залезть. Стоишь, репу чешешь, какие, значить, вы там сволочи все. Одного человека впустить не можете, гады. Там жеж в середине пусто, я жеж вижу. А вот ежели люди подадутся чуток, как раз чтоб одной рукой-то ухватиться да одной ногой стать, тебе и счастье. А станешь туда, подожмёсси и подтолкнёшь — и усё, и ты ужо красавéц, — Гришка сделал ударение на последний слог, — залез, значить, ага. А тут мужичонка бежит, хлипкий такой, навроде меня. И за тобой влезть пытаитси. А ты стоишь и думаешь: гля, чего это он, куда это он. Тут и нам места мало! Нам, понимаешь, Алёша! Ты ж тока всех их за сволочей держал! А ужо — нам!

— Во как ты завернул, дядь Гриш, — сказал Алексей, наливая ещё по одной. — Прямо философ!

— Может, хватит вам, Алёша? — вмешалась тётя Зина. — Раз уж на рыбалку-то с утра…

Гришка по-хозяйски зыркнул на супругу.

— Не бзди в муку, не делай пыли!

— Я те щас наделаю пыли, я те наделаю, — сказала тётя Зина и отпустила Гришке крепкую затрещину.

— Зинаида! Ты… того… я тебя прибью, мне за тебя полтора суток дадут! Условно!

— Я тебя щас прибью, век помнить будешь! Иди, тебе ещё червей копать!

И поволокла упирающегося Гришку домой.

— Погодь… Погодь… — бормотал Гришка, — Алёша, удочки у меня есть, я возьму… Ты это… возьми там…

— Иди уже, рыбак хренов, — пробурчала тётя Зина, и соседи ушли.

Алексей нашёл пустую бутылку, налил в неё из банки, остальное спрятал под стол. Завернул в газету оставшуюся закуску, сложил её в целлофановый пакет, туда же аккуратно поставил бутылку.

— Вот и я готов, — сказал он вслух.

Свернул самокрутку, вышел на крыльцо.

— Эх, как хорошо-то, — прошептал он. — Хорошо.

Гришка зашёл, когда ещё не рассвело.

— Горят трубы-то, Алексей.

Пока хозяин приводил себя в порядок, сосед налил и, крякнув, выпил.

Потом развёл руки и произнёс:

— Без пруда и рыбку… не того…

Мохов засмеялся.

— А я помню, — сказал он, — как вы с отцом на рыбалку ходили.

Гришка хмыкнул.

Алёше было тогда лет двенадцать. Отец с вечно подвыпившим Гришкой однажды приволокли несколько вёдер рыбы с речки — ловили самодельным волоком. Там трепыхались зубастые щуки, колючие полосатые окуни, бронзовые и золотые с зеленцой лини и ещё какая-то рыба красноватого, медного цвета. Огромные, чуть ли не с детскую руку рыбины лежали в большом корыте, которое тогда ещё моложавая бабушка Дуся называла «ночвы». Некоторые из рыбин всё ещё сопротивлялись неизбежному и упрямо били хвостами, а некоторые лишь лениво приподымали жабры, словно смирившись со своей участью.

— Надо же… — сказал Гришка, указывая на банку.

— Я взял, — ответил Алексей, поднимая пакет.

— Молоток! — похвалил Гришка. — А бидончик?

Небольшой речушке Сухой дали такое название, видимо, за то, что её почти в любом месте можно было перейти вброд. Пацаном Мохов бегал сюда купаться. У него было любимое место там, где река делала небольшой поворот — на изгибе водой вымыло добротную яму, куда можно было прыгать, хорошо разбежавшись по плоскому берегу.

Когда-то местные выпускали сюда гусей и уток, а на огромный луг на противоположном берегу дважды в день выгоняли коров. Деревенское стадо пасли по очереди. Бабушка Дуся с дедом тоже держали корову, и Алёша был счастлив, если их очередь выпадала на те дни, когда он был в деревне.