Александр Оберемок - Сухая ветка

— Плохо без магазина, — озвучила она свои мысли. — Хлеба мы и сами напечём, зерна смолоть в Осиновке можно. И маслобойня у них там… А так за куревом — в Осиновку опять же, ещё чего надо — то в райцентр уже… Пивнушку-то давно закрыли… Десять годов уж…

Закусочную, или попросту пивнушку, ранее располагавшуюся в самом первом строении со стороны дороги, бабушка Дуся называла «чебурешня». Связь этого слова с чебуреками Алексей уловил много позже, а тогда маленький Алёша был уверен, что это небольшое помещение, где детвора могла купить ситро, а мужики — пиво, каким-то необычным, может, даже сказочным образом связано с Чебурашкой. Конечно, некоторые из мужиков, перебрав алкоголя, могли и «чебурахнуться» с высокого крыльца пивнушки, но эту версию возникновения «чебурешни» Алёша считал несерьёзной.

Над дверью «чебурешни» висела огромная вывеска с надписью: «Закусочная № 8». Алёшу всегда сбивало с толку это название. Если в деревне закусочная всего одна, почему она носит восьмой номер? И где находятся остальные семь? Ещё он предполагал, что правильнее ставить вопрос не «где», а «когда». Алёша к тому времени уже прочитал кое-что из Дюма и знал, что когда-то жили Людовик XIII и Людовик XIV. И если закусочная всегда располагалась на одном и том же месте, то вполне могло быть, что время от времени менялось её название, вернее, порядковый номер.

Внутри пивнушки, даже в самую сильную жару, было прохладно. После хорошо прогретых камней, которые устилали мостовую, после совсем уж горячей мягкой придорожной пыли, по которой Алёша любил бегать босиком, холодный кафельный пол закусочной казался чудом.

Если у Алёши имелись пять копеек, он покупал стакан томатного сока. За двумя высокими столиками всегда кто-нибудь из местных стоял с пивом. Мужики отдували пену от края, щепотью густо сыпали соль из тарелки на стенку бокала, не спеша отхлёбывали. Алёша становился рядом и после каждого глотка делал всё так же, как взрослые: брал тремя пальцами соль, сыпал на край стакана. Сок он пил медленно, стараясь не опережать мужиков.

За одиннадцать копеек можно было выпить на месте бутылку лимонада, так как переплачивать двадцать копеек за пустую бутылку не имело смысла. Бабушка и дед иногда давали Алёше какую-нибудь мелочь, которую он складывал в майонезную баночку. Когда у внука собиралась внушительная сумма в шестьдесят шесть копеек, Алёша просил у бабушки трёхлитровую банку и шёл в пивнушку. Там он просил открыть шесть бутылок лимонада, аккуратно переливал их в банку и бережно нёс скользкую посудину домой, стараясь не споткнуться. Три литра лимонада можно было пить самому, угощать бабушку и деда, и даже в самое пекло, всё равно, часть оставалась не выпитой. Наутро остатки лимонада были тёплыми, выдыхавшимися и невкусными.

А вот мороженое в закусочной летом не продавалось — говорили, что его негде хранить в такую жару. Мороженое из «чебурешни» Алёше удалось отведать всего лишь пару раз, когда мальчика привезли в деревню на зимние каникулы. Но зимой лакомство было таким же, как и в городе, поэтому особого восторга не вызывало.

— Ты, Алексей, пил бы поменьше, — нравоучительно произнесла соседка. — Моему-то что сделается? У него глотка лужёная, он сызмальства самогонку глушит. А тебе в город вертаться, на работу.

— Ничего, тёть Зин. Сегодня у нас какой день недели? Да там и осталось немного…

— Знаю я вас. Потом всё равно на бутылку клянчить будете.

— Почему будем? Есть у меня деньги, — ответил Мохов и понял, что сказал что-то не то.

— То-то же! Нажрётесь, как всегда! Ладно мой-то сдохнет, а ты ж молодой ещё, Алёша!

— Не бойся, Маша, я Дубровский! — воскликнул Гришка.

— Сиди уж, Дубровский…

…Уха получилась знатная. Ни пить, ни петь никому не хотелось. Объевшийся ухи Гришка гладил живот и бормотал: «Жизнь моя, держись меня…», что вызывало задорный смех у его супруги.

«Да, жизнь, — подумал Алексей. — А ведь она могла сложиться и по-другому…»

Другая жизнь… Попробуй-ка, заживи другой жизнью. Это ж сколько всего поменять надо… Нереально… Настолько устоявшийся монолит, целый пласт породы просто так с места не сдвинуть. Да и стоит ли? Все эти разговоры о перемене жизни, всё это — мечты, мечты для подростков.

Вот скажем как я воспринимал свою будущую жизнь лет в пятнадцать? Какими были тогда представления о себе тридцатилетнем? Я видел какого-то чужого дядечку, но точно не себя. Он не так выглядел, был успешным и респектабельным, словом, ничего общего не имел с тем типом, который получился в итоге. Я не понимал тогда, что почти ничего не изменится, что пройдут годы, но ничего после себя не оставят, что я по-прежнему буду тем же пацаном, разве что более опытным и циничным.