Александр Оберемок - Сухая ветка

О войне ни дед, ни бабушка не рассказывали ничего — эта тема в их семье никогда и никем не затрагивалась. Почему она считалась запретной, Алексею выяснить не удалось, да теперь и не удастся — если и существовала какая-то тайна, то из причастных к ней никого в живых не осталось.

Виктор, отец Алексея, родился в пятьдесят шестом. Мальчик рос медленно, был худым и маленьким. После школы он уехал из Мохова учиться, поступил в технологический, да так и остался жить в городе, встретив там свою любовь, студентку пединститута Таню.

Внушительные рост и вес он набрал лишь к восемнадцати. И, едва успев возмужать, Виктор женился.

— А Дуська, бабка твоя, не женщина — танк, ага! — пьяный Гришка вторгся на территорию воспоминаний, лязгая гусеницами. И тут же запел:

«А ведь он ничуточки не изменился за последние лет двадцать, — констатировал Мохов. — Хотя пьёт так же, как и тогда».

Гришка Глухов был неизменной частью воспоминаний Мохова о детстве. Наиболее яркое и запомнившееся событие было связано, как ни странно, с небольшим, но важным деревенским строением — с сортиром, расположенным в дальнем углу двора. Когда наступало время чистить отхожее место, дед Павел и бабушка Дуся, а тем более, родители Алёшеньки, люди городские, брезговали выполнять эту работу. Осуществлять миссию вызывался Гришка. Поскольку после этого невыносимая вонь стояла ещё целый день, а то и два, Алёша целыми днями пропадал на речке. Но возвращаться всё же приходилось, и тогда он видел, как вымытый и практически ничем не пахнущий Гришка ходил по пятам за бабой Дусей и клянчил стакан сверх положенной меры.

— Да нету больше ничего, Гришенька, отстань ради Христа! — говорила экономная баба Дуся. — Не выгоняла ещё, вон, бражка стоит.

Гришка, покосившись на бадью с брагой, неизменно отвечал:

— Дуськ, ссыкни!

И тогда бабушка, вздохнув, открывала бадью с пенящейся коричневой жидкостью со сладко-приторным запахом, черпала оттуда большой алюминиевой кружкой, которую дед называл «солдатской», и подавала довольному Гришке. И все, кто был в тот момент рядом, смотрели с неподдельным интересом, как тот с наслаждением пьёт это ещё не перебродившее пойло.

Гришкино «Дуськ, ссыкни!» надолго осталось в их семье как нечто, вызывающее смех при каждом упоминании.

Грюкнула дверь, и во двор вошла тёть Зина.

«Ё…», — прошептал Гришка и каким-то непостижимым образом сделал так, что банки с самогоном на крыльце не оказалось.

— Эй ты, хвокусник, — громко сказала тёть Зина, — а ну пошли…

Гришка, согнувшись и сразу постарев, побрёл к двери. Проходя мимо супруги, он получил мощный подзатыльник, заставивший его мгновенно исчезнуть со двора. Тёть Зина вразвалочку, словно гусыня, двинулась за ним.

— Ну чего ты, Илья же, с конца в конец… — слышался возмущённый Гришкин голос.

— Илья послезавтра, — бурчала в ответ тётя Зина.

«Всё-таки хорошие, замечательные они люди, — подумал Мохов. — И тёть Зина, и Гришка… Да все они тут… И дед…»

…Однажды они с дедом вот так же сидели на крыльце. Алексей рассказывал деду о своих неурядицах, говорил, что у него дилемма и что он не знает, как поступить.

— Не знаешь? — спросил тогда дед.

— Не знаю, — ответил Алексей.

— Вот и я не знаю, — сказал дед и хитро прищурился.

Алексей неплохо знал своего деда, поэтому приготовился слушать, тем более, что всё ещё надеялся получить дельный совет.

— Однажды ученик спросил Сократа, — медленно и тихо произнёс дед, — почему тот так часто говорит, что ничего не знает. В ответ Сократ начертил два круга.

Дед взял свою палку, на которую опирался при ходьбе, и начертил на земле два круга, большой и поменьше.

— Сократ показал ученику большой круг и сказал: «Это мои знания». Потом он указал на круг поменьше: «А это — твои».

Дед любил, когда его внимательно слушали, и Алексей видел, что деду нравилось именно его, Алексея, внимание. Да и самому Алексею было приятно слушать деда. «Как хорошо-то, господи», — думал он.

— Всё, что находится вне кругов, — продолжал дед словами Сократа, — это незнание. А раз уж моё знание больше твоего, то и моё незнание больше.

— Я понял, дед, — сказал Алексей. — Всё дело в длине окружности.

— Именно, — охотно согласился дед. — Так что не спрашивай у меня совета. Сам решить должен. А если сомневаешься пока, значит, время ещё не пришло.

Мохов пошёл в дом. Самочувствие стало великолепным, хотя особого опьянения не было — самое время поваляться и почитать. Он улёгся на диван и вдруг вспомнил о Ларе…