Александр Оберемок - Сухая ветка

Заглянул в дедовскую спальню. У одной из стен стояла огромная самодельная книжная полка из широких досок. Алексей провёл рукой по корешкам — дед предпочитал классическую литературу. На одной из полок, отдельно от всех книг, лежала записная книжка деда. Это была самодельная книжица из обрезанных и прошитых суровой ниткой тетрадей. Павел Фёдорович часто надевал очки и просматривал её, слегка запрокидывая голову и приоткрыв рот. Он уже давно ничего туда не записывал. Почему-то Алексей никогда не решался взять у деда эту книжицу. Это было бы похоже на чтение чужих писем. После смерти деда табу теряло свою силу.

Мохов бережно взял книжку и принялся листать. Вначале описывались различные рыболовные хитрости, затем шли всевозможные схемы, рисунки и описания устройства русских печей. Далее следовали советы садоводу, молитвы и заговоры, размышления по поводу использования в будущем солнечных батарей, автобиография, схемы и устройство самодельного телескопа. Казалось, что не было такой темы или такого занятия, в которых бы дед не разбирался.

Одна запись заинтересовала его:

«Прошлое постоянно меняется, все события, его заполняющие, нынче пытаются казаться не такими, какими казались ещё совсем недавно. Прошлое бурлит, как суп на плите, его движение — вечный процесс, который остановить невозможно. Каждый политический строй, сменяющий предыдущий, вносит свои, часто кардинальные, правки в прошлое.

Вопреки устоявшемуся мнению, прошлое можно изменить.

Настоящее же зафиксировано и определено, мы вполне успешно раскладываем его по полкам, классифицируем и заносим в архив. Вот что по-настоящему неизменно. И тот, кто утверждает, что можно изменить даже уже случившееся событие, отнюдь не выдумщик и не мистик».

Алексей так и не понял, была ли это выписка из какой-то книги либо собственные мысли деда. Сам он считал, что прошлое изменить нельзя, можно лишь поменять отношение к своему прошлому или совсем забыть некоторые моменты. Тогда оно не будет на нас так влиять.

Он вышел во двор, сел на крыльцо, закурил и понял, что голоден. Докурив, открыл погреб, набрал картошки, прихватил банку солёных огурцов, пошёл на кухню.

Холодильник не работал. На полу темнели следы высохшей лужи. Мохов щёлкнул выключателем — электричества в доме не было. «Опять выключили», — подумал он. В деревне такое иногда случалось.

Мохов нашёл соль, бутыль с растительным маслом, спички. Потряс красный баллон с пропаном — газ был.

Гришка пришёл на запах жареной картошки.

— Узлоупотреблять будешь, ага? — спросил он и вынул из-за пояса бутылку самогона.

— Это можно, — ответил Мохов.

Он достал с полки две рюмки, ополоснул. Положил перед Гришкой ложку. Тот поставил бутылку на стол рядом со сковородкой, бережно достал из кармана луковицу и головку чеснока.

— Моя рублей дала, — с гордостью сказал Гришка, указывая на бутылку. — Хотела на четвёрку дать. Не, говорю, так не пойдёт. Павлá четвёркой поминать, ага? Ну и дала на поллитру.

Гришка разлил, выпили.

— Вот Кузьминишна, вот сучка, ага? — сказал, кривясь, Гришка. — Хвостом торгует, коза.

«Хвостом» в Мохове называли последний при выгонке самогон, слабый, не крепкий.

Алексей выпил и кивнул — разница с дедовским самогоном ощущалась заметная.

— Да, вот у Дуськи был самогон так самогон, — мечтательно произнёс Гришка. — Перваком угощала, ага.

Баба Дуся была знатной самогонщицей. Да и после её смерти дед иногда гнал — дать бутылку трактористу, чтоб огород вспахал, да и вообще, мало ли, куда и когда пригодится.

Гришка разлил ещё.

— Ты, Лёша, поройся, у деда где-то схованый стоит. Нектар, — сказал Гришка и выпил. Он уже не закусывал.

Потом курили на крыльце. Гришка спрашивал, как живётся в городе. Мохов неохотно отвечал. После двух рюмок некачественного самогона сильно звенело в голове, к тому же хотелось спать.

Где-то своё тройное «ку» запела горлица. Гришка поднял палец вверх.

— Чекушку! Чекушку! — сымитировал он пение птицы.

Разлили снова. Бутылки хватило ровно на шесть рюмок. Гришка вызвался сбегать ещё.

— Беги, — согласился Мохов.

— Дак ить это, рублей дай, ага? Ну если нету рублей, то я под ей-богу возьму.

Мохов дал.

Через четверть часа начали ещё одну бутылку. Незаметно стемнело.

— А чего мы это, как у негра в жопе, сидим? — спросил Гришка.

— Да света нет, — сказал Мохов. — Отключили, наверное.

— Как нет? У нас горит, — ответил Гришка и выскочил в сени.