Юрий Каракур - Фарфор

А делала бабушка многое: в шкафу под окном (защищённое от солнца прохладное место) настаивается тёмная спиртовая растирка с красиво утонувшими цветами одуванчика, даже в ноябре – жёлтые, сохранившие лето. Помогают верхние листья молодой капусты, лопух, подорожник, сеточка, сделанная йодом. Растереть, приложить, замотать шарфом и надеяться: хоть бы полегчало. От хромой Галины Андреевны пришёл новый рецепт – помогает яд живой пчелы. Нужно поймать её и заставить укусить в колено. Мы идём в сад, расставляем на крыльце сахарные ловушки в блюдечках. У соседа Васи улей, и пчёлы летят от него весело, а нам как раз нужна весёлая, счастливая, летящая куда-то на пионы пчела. Мы, наверное, включаем приёмник, он хрипит песнями (из которых я помню только одну, но она тут ни к чему), передаёт московское (а какое ещё?) время. Мы поливаем, наверное, помидоры (две грядочки ловят солнце там, где заканчивается тень белого налива), собираем зелёный лук. Проверяем ловушку: пчела сидит на сахаре. Бабушка подхватывает её спичечным коробком, разматывает шарф с будто бы простуженного колена, переворачивает на него коробок и ждёт. Пчела не кусает. «Кусай же, стерва!» – приказывает бабушка, я смеюсь, пчела кусает, бабушка вскрикивает, надеется. Так нужно делать 15 раз, но на третий начинается раздражение, колено чешется. И у меня чешется, жалуется Галина Андреевна, но я на тряпочку пописаю, приложу – и проходит. А то я думаю, откуда ссаками тянет, говорит мне бабушка дома, хохочет, на тряпочку не писает.

А потом бабушка поднималась розовой намыленной глыбой (мне не больше десяти лет, апрель) из ванны и поскользнулась, выплеснула воду на пол, ударилась правой рукой о бортик. Ушиб, сказал толстый такой, краснолицый хирург, со стула даже не встаёт, всё подойдите и покажите, жопа, наверное, в стуле застряла, смеёмся. Ну ушиб и ушиб, а на третий день всё болит, и рука распухает. Послали на рентген – перелом. Бабушка повесила в косынку (разноцветные маргаритки на бежевом) два килограмма гипса и не могла опираться на палку, а если с молоком и хлебом из магазина, то и волосы не могла поправить, и они вываливались из-под берета, и бабушка шла разломленная, ударенная в сердцевину. Тогда я стал дополнительной полностью здоровой бабушкиной конечностью. Зажги спичку, открой банку, сними крышечку с чайника, почисть картошку. В конце месяца бабушка решилась попросить меня постричь ей ногти. Я испугался и заупрямился, но бабушка сказала: «А как же мы стригли тебе маленькому?» И действительно. Так я рассмотрел и запомнил бабушкины подробности: приплюснутые сухие пальцы ног, шершавая основательная пятка, красноватые масляные пальцы рук – ногти падали на газету «Труд». В конце мая (две недели до снятия гипса) мы пошли собирать коровьи лепёшки в поле за автобусной остановкой, чтобы потом удобрить помидорные грядки. Вдалеке стояли грустные коровы, шевелили хвостами, а бабушка показывала направление. Я совком поднимал лепёшку и складывал в ведро под крышку. «Ну может, хоть под кабачки бросим, а то в прошлом году были просто слёзы, а не кабачки. Только у Али такие уродились огромные, как будто она под них каждое утро сама срала», – сказала бабушка, сделав ставку на «срала», и не прогадала: мы смеялись всю дорогу домой, бабушка, скажи ещё раз, над полем скопилось розовое небо. В июне бабушка поручила вытащить из шкафов все пальто, чтобы просушить на балконе. Я повесил три удивлённых летом пальто на бельевую верёвку, комната погрузилась в сумрак, и мы целый день провели в тени: загадочно лежала бабушка на диване, тихо, под стать темноте, рассказывала, как их сосед по Парижской Коммуне, старый татарин с именем-автобусом Рафик, выскочил на улицу и кричит: «Ура! В космос полетел татарин!» Я не понял, а бабушка пояснила: перепутал Гагарин и татарин, мы смеёмся, пальто раскачиваются худыми силуэтами. В середине июня сняли гипс.

А накануне тромбофлебита праздновали Пасху.

В последнюю неделю, самую страшную, хранящую в себе снаряд, который повредил ногу отцу много лет назад, бабушка воздерживалась от всего, что составляло праздничный стол: от творога, яиц, кексов, не ела сливочное масло. И как будто показывала богу коленку: может быть, можно что-то сделать? Бабушка не умела печь куличи, не затевалась с творожной пасхой, только долго варила яйца в луковой шелухе, а несколько штук красила зелёнкой, в очках, пинцет, вата, казалось, что яйцо заболело. В субботу мы выкладывали яйца в плетёную корзиночку. Особенно принципиальные женщины возили яйца освящать, но бабушка, конечно, на такое не решалась, ехать долго, потом стоять ещё, ждать, поэтому мы выставляли яйца перед телевизором: когда будем смотреть службу, пусть они немного хотя бы поднаберутся. Днём бабушка подремала и в одиннадцать вечера уселась перед телевизором. По другим каналам фильмы, но нет. Не спать со взрослыми, под праздник, очень весело. Поэтому я радуюсь, скачу по квартире и предлагаю бабушке: давай как Капа в церкви, в платках. Бабушка соглашается, я достаю из шкафа леопардовый шарф для бабушки и платок в красный горох для себя, красиво устраиваю шарф у бабушки на голове, не подвязываю под подбородком, а оставляю свисающим, чтобы бабушка была похожа на донну Бранку из сериала, а себе накручиваю как тюрбан. Так мы сидим у телевизора на диване, леопард подходит к бабушкиной седине, последняя реклама, девушка в купальнике несёт огромных размеров упаковку жвачки. На экране показались косматые священники, запели бородатое низкое Аминь . Когда крестятся они, говорит бабушка, и ты крестись. И мы крестимся, как будто принимаем сигнал, у меня под платком чешется голова. Я, вспомнив, как в церкви некоторые женщины молятся на коленях, предложил бабушке: давай на коленях, давай, давай, ну пожалуйста. Бабушка прикинула, что вроде можно, и будто небольшой корабль, накреняется, сползает с дивана, становится на колени перед телевизором. Я складываю руки на груди и подхватываю Амииинь , крещусь и театрально склоняюсь в поклоне, бабушка смеётся за спиной, она знает, что я изображаю Капу, и Христос воистину воскрес, и смертию смерть поправ, и мы с бабушкой у телевизора в ногах кланяемся святому Христову воскресению. Но господи, у телевизора отходили контакты и пропадал звук. Это было обычное дело. В таких случаях нужно было как-то встряхнуть телевизор, и контакт вставал на место: мы ударяли телевизор вазой, а если лежали на диване и лень было вставать, то бросали тяжёлую, с резиновой подошвой тапку на пол около него, и иногда помогало, проводок вздрагивал, контакт соединялся. Так, с пропусками, мы смотрели «Мою вторую маму». И вот воскрешение или нет, пусть мы и на коленях, а контакт отошёл. И священники с серьёзными лицами вдруг замолчали, слышно стало, что по трубам в туалете бежит вода. Бабушка сказала «Вот чёрт!», а мне пришло в голову: во время поклона я стукнул лбом в пол, и посильнее, и помогло – звук вернулся, а я пропел тонким голосом Гооосподи помилуй! Бабушка засипела смехом, и я снова ударил лбом об пол – звук пропал, и снова ударил – появился. Господи помииилуй! Бабушка села на пол, хохотала до красноты, спустила шарфик с головы, а то жарко.