Гузель Яхина - Эшелон на Самарканд

— Так и передайте вашему атаману!

Наездники проносились мимо, один за другим, словно нарочно подскакивая ближе к Дееву и обдавая его горячим конским дыханием.

— Пусть только нос покажет — его самого спеленаем и на дрезине в Оренбург отправим, там уже заждались!

Кто-то из всадников не выдержал — захохотал басом, и под этот громкий хохот кавалькада прервала кружение и, сбившись плотнее, утекла в ночь…

— Уйти сейчас же, — предложил Деев. — Раскочегариться и дать дёру, пусть ищут нас потом по степи.

— Нет, — отрезал фельдшер. — Если запрем больных в лазарете — зальем его дерьмом по самые окна. От такой концентрации бактерий все тут поляжем, до единого. И потому пока хоть один больной на своих двоих до ветру бегать может, с места не тронемся.

— Они не дураки, — подала голос Белая. — Бандиты, но не дураки. Своими глазами видели, какие у нас тут дела творятся, и второй раз к нам не сунутся.

Права была комиссар: холера остановила движение эшелона, но холера же станет и их оборонной крепостью.

Второй раз не сунутся, твердил про себя Деев, когда они рвали степную траву. Ковыль, душица, зверобой — стебли были жесткие, как из проволоки, ладони кровили и пахли горечью. Охапки сена несли к лазарету, Мемеля выносил оттуда изгаженные — не в руках, а на длинной деревянной рогатине; оттаскивал подальше и сбрасывал в байрак.

Не сунутся — когда этой же травой набивали мешки и теми мешками накрывали больных: некоторым поплохело, их бил озноб.

Не сунутся — когда носили в лазарет кипяток для выпаивания страдающих: носили не через вагоны, которые ныли на все голоса “пи-и-и-и-ить!”, а по улице, прикрыв крышкой дымящиеся ведра.

Не сунутся — когда к рассвету холерных стало уже так много, что решили отдать под них целый пассажирский, уплотнив здоровые вагоны.

Не сунутся…

А бандиты — сунулись.

Едва вылупилось над рыжеющей поутру степью желтое солнце, нарисовался из утренней дымки верблюд — огромный и тоже желтый, с вывернутыми губами и обильными войлочными лохмами по всему телу. Верхом сидел человек в шинельке и лихо заломленной набок папахе, позади маячила припряженная арба. Всадник ехал один, привычно раскачиваясь от широкого верблюжьего шага, в вытянутых руках держал только поводья. Издали по расслабленной посадке его можно было принять за степняка-кочевника, но вблизи стали видны светлые глаза и русые волосы — это был казак.

На поясе — шашка в ножнах. За поясом — коротенькое огневое ружьецо, лет которому было явно больше, чем хозяину (такие стволы презрительно именовали пистолями, а встречались они главным образом в Туркестане, куда свозили ненужную оружейную рухлядь страны Антанты).

— Атаман Яблочник желает вам здравствовать! — прокричал, оказавшись у эшелона. — И просит об одолжении.

— А я желаю атаману Яблочнику скорее сдохнуть, — ответил Деев, не повышая голоса и не заботясь о том, слышны ли его слова собеседнику. — И ничего ему одалживать не собираюсь.

Он стоял на вагонной площадке (вышли туда с Бугом, из окна завидев утреннего гостя), но спускаться на землю и тем более вести длинные беседы не собирался: лазарет был полон ослабшими и дрожащими от озноба детьми, которых нужно было поить, а за неимением воды хотя бы успокаивать.

— Просьба-то невеликая, — продолжал гость, подводя верблюда вплотную к больничному вагону. — Исполнить ее не составит труда. — Упряжь у животного была мудреная, на восточный лад, в загогулинах из металла и бляшках цветного стекла. — Атаман хочет помолиться вместе с соратниками в походной церкви.

— А я хочу, чтоб ты убрался вон! — Деев смотрел на губастую верблюжью морду, словно к ней и обращался. — Это не церковь, а лазарет. А правильнее — холерный барак.

— Атаман знает, — кивнул гонец. — И потому прислал бочку белильной извести для дезинфекции всех вагонов и паровоза.

Деев и моргнуть не успел — фельдшер ухнул с площадки на землю, едва не промахиваясь мимо ступеней, и грузно затрусил к арбе, на которой и вправду лежал какой-то бочонок. Сковырнул с емкости крышку — и поднял на Деева странное лицо, перекошенное от резкого запаха и острой радости.

— И еще пришлет, — ухмыльнулся казак. — Чего закажете и сколько закажете.

— Мы согласны, — быстро ответил Буг за начальника. — Заказываем еще соли и мыла. Много мыла, очень много, сколько есть! — Впервые Деев наблюдал деда таким торопливым. — И воды, тоже много! Сколько сможете привезти.