Авраам Иегошуа - История разведенной арфистки

– Ну и как? Она тебя позабавила?

– Как она могла это сделать?

– Тогда какого черта я буду на нее смотреть?

– Ты не обязан делать это. Но поскольку мы об этом заговорили… а ты никогда ее не видел – у тебя появился шанс…

– Появился шанс? На что? – он покраснел, почувствовав себя оскорбленным. – Ты хочешь сделать из меня дурака, каким я в свое время и стал из-за тебя, бегая за тобой. Но сейчас я здесь только из-за того, что до сих пор скорблю по ребенку, который не появился на свет, когда ты втайне от всех сделала аборт.

И, грубо оттолкнув ее в сторону, он открыл дверь и прогрохотал вниз по ступеням.

Горечь и разочарование – вот и все, что осталось у нее на душе, после того как дверь за ним закрылась. Быстро сняв с себя старый банный халат и стянув ночнушку, Нóга надолго встала под душ, а выйдя, позвонила в пансион, чтобы рассказать новости, особенно о фруктах, отдававших, так сказать, дань уважения ее матери, возвращающейся в Иерусалим.

– Что? Фрукты?

– С Ханаанских гор.

– Кто их принес? Померанц собственной персоной или один из его внуков?

– Шайа… который отказался пожать мне руку.

– А с чего бы ему пожимать твою руку? Да, ты ему нравилась, но от этого до женитьбы было так же далеко, как до неба.

– И тем не менее я обиделась. Ведь мы были добрыми друзьями.

– Только на лестничных ступенях. Так на что же ты обиделась?

– Ну, верно… нет тут ничего такого, чтобы на него обижаться. Но есть повод, чтобы обидеться на собственную мать, которая чужому, в сущности, человеку сообщает о решении, которого двое собственных ее детей ждут и не могут дождаться.

– Скажи честно, моя милая, какого решения ты ожидала от меня, после того как заявила, что знаешь лучше, чем я сама, что у меня в голове.

– И тем не менее… всегда у нас существовали какие-то правила общения… Что-то вроде протокола, которого мы всегда в семье придерживались. Разве нет?

– Вот здесь ты права. Но поскольку, как я поняла, я не смогу удивить тебя своим решением, мне пришлось сделать это самим способом обнародовать его.

– Что ж… Ты в этом преуспела. А Хони?

– Этим вечером он услышит его от меня. Но сомневаюсь, что он удивится. Этот дом для престарелых, жизнь в нем даст бесценный опыт для каждого из нас троих.

– При отсутствии иного выбора.

– Ты должна эти фрукты съесть. Иначе они испортятся и пропадут.

– Мы уже немножечко съели…

– Похоже, что, пожив в Иерусалиме, ты по-королевски начала обращаться к себе на «вы».

– Не совсем. Ури, который внезапно появился, получил свою порцию адресованного тебе подарка.

– Невероятно!

– Можешь мне поверить.

– И на этот раз он появился – вот так просто?..

– Именно так. Просто.

– И на этот раз у него не было намерения испугать тебя?

– Нет. Думаю, что и в роли раненого солдата у него не было такого намерения.

– Тогда чего же он хотел?

– Сочувствия. Понимания. Взаимного.

– К себе?

– Не только. После всех этих лет он все еще горюет по ребенку, которого у нас так и не появилось.

– Но у него-то дети есть. Его собственные. Я их видела… Я гладила их.

– И тем не менее он не в силах, похоже, отказаться от этого… от ребенка, которого ему родила бы я.

– Значит, он просто хочет тебя?

– Не факт. Этого я не знаю. Может быть. Но что я знаю точно: он хочет иметь от меня ребенка. Ребенка. Все.

– Тогда, Нóга, слушай меня. Выслушай, что хочет сказать тебе довольно пожившая на этом свете неглупая женщина, что хочет сказать любимой своей дочери ее мать. Выслушай меня и постарайся не перебивать. Дай ему этого ребенка, это дитя, дай ему его, и тогда нечто реальное, что-то стоящее останется после тебя на этом свете, не только звуки музыки, которые растворяются и исчезают в воздухе. Сделай над собой усилие, а затем возвращайся к своей музыке. Роди ребенка, а я помогу ему вырастить его Ури.

– Он не нуждается в помощи. Он заберет ребенка себе и вырастит его вместе со своими детьми.

– А его жена?

– Я его знаю. Он убедит ее. Или заставит.

– Если так… у меня нет слов, но ты послушай меня. Я тебя просто умоляю. Не упусти этой возможности. Это великолепная, превосходная идея, такая глубокая… А кроме того, подумай… В самую последнюю минуту она, кроме всего прочего, превратит наш провалившийся эксперимент, наше поражение в удивительную победу. Задержись подольше в Иерусалиме, пока это не случится, и благодаря ничтожной стоимости проживания в старой нашей квартире мы без проблем проживем все вместе в Иерусалиме, получив все – за ничто. Не будучи никому ничем обязаны. И сейчас, привыкнув к Иерусалиму и не пугаясь, подобно твоему брату, соседства с ультраортодоксами, оставайся со мной сколько хочешь. А Хони и я преданно и с любовью примем участие в этом эксперименте, который на этот раз будет всецело твоим. Тебе не придется думать о работе, пусть даже речь пойдет о массовке… А если вдруг какая-нибудь арфистка в этой стране выйдет на пенсию, уволится, заболеет… Или умрет, ты всегда сможешь…