Авраам Иегошуа - История разведенной арфистки

– Я принял это, как принимают заслуженную кару. Ибо ни разу я не сумел добиться от тебя простого признания: «Да, я виновата». Ты, Нóга, по праву могла бы возглавлять любое судилище, с непоколебимой уверенностью в себе вынося любое решение, если только речь не шла о тебе самой. Себя ты всегда оправдывала.

– Судилище? – воскликнула она в изумлении. – Погоди… откуда у тебя родилась такая идея? Твоя непоколебимая вера в мои достоинства, честно говоря, смущает меня, и сильно. Послушай, Ури, если ты не хочешь превратить в прах свою любовь, лучше тебе прямо сейчас отправиться на работу. Иди… И не забудь захватить ее с собой. Пока я сама не превратилась в руины.

Пораженная последними этими словами, которые она выпалила, не подумав, но зная по собственному опыту, как он их воспримет, она вдруг с неподдельным сочувствием посмотрела на него, лихорадочно соображая, каким образом могла бы она отречься от них. Но Ури, резко повернувшись, быстро влез в туфли и, мрачнея с каждой секундой все больше и больше, двинулся в кухню, где на спинке стула висел его пиджак, снял его, встряхнув, и надел, после чего, захватив галстук, направился к старому и хорошо ему знакомому платяному шкафу, в котором, как он помнил, было большое зеркало.

Его бывшая жена последовала за ним.

– Нет, нет, – мягко сказала она, увидев, как он разглядывает галстук. – Нет, Ури, галстук тебе не нужен.

Он холодно посмотрел на нее.

– Послушай меня… Я говорю для твоей же пользы. Галстуки никогда тебе не подходили. Они придавали тебе вид человека высокомерного, привыкшего командовать всем вокруг. Особенно сейчас, когда у тебя в волосах уже седина.

– Скажи мне, – процедил он, мужественно пытаясь завязать узел, – скажи мне, какое тебе до всего этого дело.

– Вот такое. Мне есть дело.

– Что это за ответ? – Он передразнил ее насмешливо: – «Такое!!». Почему ты говоришь «есть». А почему бы не признаться, что «нет».

– Мое «есть» вполне естественно.

– Естественно заботиться, как я выгляжу? Это тебя совершенно не касается. Мне не требуется ни твоего разрешения, ни одобрения. Не требуется ни-че-го.

Он рванул криво завязанный галстук и начал все сначала.

– Послушай. В обращении с галстуками есть свои особенности. Я об этом подумала, как только ты вошел. Я имею в виду не только то, что галстуки тебе вообще не идут в принципе, но и что цвет этого совершенно не подходит к этой рубашке.

– Ерунда. Подходит, и еще как.

– Может быть… если бы речь шла о ком-нибудь другом. У тебя с этим проблема. Со вкусом. Вот почему я всегда должна была помогать тебе. Не может ли сейчас дело быть в том, что твоя жена как следует не обратила внимания на этот галстук, поскольку занималась с детьми?

Он застыл. Незавязанный галстук повис на рубашке.

– Не говори о ней. Это сводит меня с ума.

– Этого совершенно не требуется. Ты ведь пришел сюда не для того, чтобы рехнуться. Чтобы сойти с ума. Да? Тогда для чего же? Может быть для того, чтобы помириться? Если так – я помогу тебе в этом. В примирении. В желании все уладить и взять на себя ответственность за мою часть вины. Только, пожалуйста, оставь в покое галстук.

Внезапно он сдался, как она того и ожидала, стащил галстук с шеи и сунул его в карман, но она тут же извлекла его обратно.

– Нет, – сказала она, – позволь мне сделать все, как на до.

И, расправив и встряхнув его, она протянула ему этот предмет туалета. Но он гордо отвел протянутую к нему руку.

– Ну нет. Теперь держи его. Пусть хоть что-то осязаемое останется, и это не будет воображаемой книгой поэзии. А в случае если кто-либо превратится вдруг в изящного кавалера, будет, по-моему, просто замечательно иметь под рукой подобный галстук.

По ее губам скользнула улыбка, и в первый раз ее пронзило желание коснуться его.

– Еще секунду, прежде чем ты исчезнешь, – сказала она, преграждая ему путь к двери. – Поскольку ты сам упомянул о завершении истории, которую с таким терпением выслушивал бесчисленное количество раз. Сейчас тебе представится шанс взглянуть на истинного главного героя, так сказать, протагониста этой истории… На детскую арфу, которой я и обязана пробудившейся во мне страсти к миру музыки и всего, связанного с нею.

– Арфа?.. Та самая? Такая… маленькая? Старинная?

– Я думала, что папа избавился от нее много лет тому назад, но оказалось, что он засунул ее в кладовку, где мама и Хони нашли ее, когда очищали от хлама квартиру, но эту игрушку оставили, подумав, что она позабавит меня, раз уж я оказалась разлученной с настоящей моей арфой, той, на которой я играю в оркестре.