Кирилл Рябов - Никто не вернётся [сборник litres]

– Я слышала, как ты говорил с кем-то, – сказала Ульяна.

– Слышала расковор? – испугался Коко.

– Да, но я же по-фински-то не понимаю.

– А, та. Я свонил своя шена.

– Кому? Шена? Что такое шена?

– Мой шена.

– Скажи нормально! Шена? Кто это? Что за слово?

Спереди точно буква «ш»?

– Жжьенна, – выговорил Коко. – Как муш, только наопорот.

Ульяна схватилась за голову.

– Ты женат. Ну конечно! Смешно даже. С чего я вдруг решила, что ты не женат. Вот уж не думала, что опять в это вляпаюсь. Какая же дура, господи, почему я такая дура?!

– Медленно, я не успеваю понять, – сказал Коко.

– Да уже не важно, – отмахнулась Ульяна.

– Всё слошно у меня и шены.

– Ага, знакомые речи.

– Что?

– Ничего, – сказала Ульяна, закуривая. – Говори, говори.

– Слошно, – повторил Коко. – Мы с шена, с жжьенна, у нас плохо. Отшень плохо. Мы не шивём она и я вместе. Мы решили шить не вместе. На какой-то время. И потом решить, делать развод или не делать. Я уехал. Я решил писать книга о России. Мой отец отца другого отца жил стесь. Не в этой квартира. В городе, стесь. До Ленина. Он был этот… как называется, блят… виролайнен. Он уехал в Финляндию после революции. Он протавал тупакко и водка. Там он шенился на мой матери матери другой матери.

От волнения его акцент стал чудовищным.

– Мой матерь матери другая мать была свинопас…

– Стой, – сказала Ульяна. – Про свою родословную расскажешь в другой раз. Ладно? Ты женат. И мне не сказал сразу. Если бы я знала, то ничего бы не было.

– Что не было? Кого?

– Мы бы не трахались, – сказала Ульяна. – Слово «трахались» тебе понятно?

– Та, хорошее слово.

– Ага, прекрасное просто.

– С шена всё закончено, – сказал Коко. – вошусь. Я решил ночью. Мне нато ей было скасать. Тяшело. Я звонил по ватсап. Я скасал, что теперь есть ты. Я тебя люблю. Она всё поняла.

– Прям так и поняла?

– Та. Я тебя люблю. Шена поняла. Я с ней шусь. Она не будет против. Она спросила, что за шина, который я влюблен. Я показал тебя. Она скасала, хорошо, Коко, хорошо.

– Да уж. А завтра я выйду в парадную, будь чокнутая финская толстуха выльет на меня банку кислоты.

– Нет, нет, нет. Так не будет. И шена не толстуха.

И не чокнутая. Она понимала.

– Погоди-ка. Ты говоришь, показал меня? Как это?

– Ой, это просто. По ватсап. Ты спала.

Ульяна хлопнула себя по лбу.

– Ты считаешь, это нормально?

– Та. Шена ошень попросила.

– А меня можно было спросить перед этим? Ты дурак, что ли?

– Нет. Но я попоялся будить, ты так нежно спала.

– Только поэтому? Что ты мелешь? Ты не будил, потому что ситуация вышла бы пиздецовая, если бы я проснулась.

– Как? Что? Пистепсовая?

– Да ну тебя!

Ульяна отвернулась. Коко взял её за руку и не позволил выдернуть. Говорил он твёрдо. И даже акцента стало меньше.

– Я тебя люблю. С шена развод. Я хочу замуж за тебя.

– Жениться то есть?

– Шениться. И мы поедем в Финляндию шить. А сейчас бутем шить здесь, когда я доделаю дела, уедем. – Какие дела ещё?

– Книга. Забыла? Я хожу в архив. Ищу документы. Про мой предок-виролайнен. Он был известный человек.

– Вот ведь приспичило же тебе ехать сюда.

– Приспичило? Это когда хочешь в туалет?

– Не только. Забудь.

Ульяна затушила окурок и вышла с кухни. те она повалилась на кровать и уставилась в потолок. И что теперь делать? Не было ни одной внятной мысли. И совета ни у кого не спросить. Не у Светы же. Аркадий бы нашёл решение, конечно, но вряд ли ему понравится история про любовника-финна. Хотя, может быть, ему уже всё равно. Даже наверняка, так и есть. Она закрыла глаза. Через какое-то время Ульяна услышала, как нату вошёл Коко. Он стоял у кровати. Молчал. «Надо уходить отсюда. Ничего не вышло. Позвонить кову, может, пристроит на время пожить в какое-нибудь ментовское общежитие», – подумала Ульяна.

Коко стал целовать ей ноги. Ульяна открыла глаза. Он лизал ей ступни. Было щекотно и холодно.

– Что ты делаешь? – спросила Ульяна.

– Я тебя люблю очень сильно, – сказал Коко, выпустив изо рта большой палец её правой ноги.

Коко купил ей немного одежды, самое необходимое для дома – пару спортивных штанов, футболки, носки, нижнее белье. Ульяна не могла решиться звонить Аркадию, чтобы договориться насчёт вещей. Подумала, что сделает это попозже. Может, через неделю. Или через две. В конце концов, особой нужды пока не было. Но Аркадий сам позвонил через три дня. – Завтра похороны, – сказал он. – Хочу попросить тебя прийти.