Кирилл Рябов - Никто не вернётся [сборник litres]

– А ты уверен? – спросила Ульяна. – По-твоему, это будет уместно?

«Я за эти дни трахалась чаще, чем за последние два года», – не к месту промелькнуло в голове.

– Если бы я думал иначе, я бы не позвонил, – сказал Аркадий. – Придёшь?

Он старался говорить равнодушно, сухо, но тихий, больной голос его выдавал. Аркадию было плохо. Ульяна это поняла.

– Я приду, Аркаша. Куда?

– В морг, к девяти утра. Но можно немного пораньше.

– Ладно.

Аркадий продиктовал адрес, пробормотал «до встречи» и отключился. Коко был в комнате, писал свою книгу в ноутбуке. Ульяна зашла.

– Я завтра с мужем встречаюсь.

– А.

– Иду на похороны его матери.

– О.

– Что ты об этом думаешь?

Коко пару секунд молчал, будто размышляя ём, потом пожал плечами.

– Это надо, я тумаю.

– Хорошо. Решила, что ты должен знать.

Он кивнул, посмотрел на экран и спросил:

– А что ты тумаешь о политике Путина?

– Это ещё к чему?

– Надо для книги. Хочу делать исторические э-э-э сравнивание. Что ты тумаешь про Крым?

– Слушай, Коко, мне вот вообще сейчас не до этого.

– Но мы бутем об этом поговорить?

– Ты серьезно?

– Песусловно. Это вашно. Я хочу много знать о твоих з-з-з мыслях…

– Ладно. Потом обо всём поговорим.

– Хорошо. Я потошдать сколько скашешь.

Ульяна поцеловала его в висок и прошептала:

– Завтра будет тяжёлый день.

– Ты справишься.

– Я боюсь похорон, ненавижу их.

– Та, я понимаю. Моя детушка умерла, я очень плакал.

– Стоп. Дедушка или девушка?

– Детушка. Старик. Отнажты он упал с крыша дома и убил гуся.

– Какого гуся?

– Гусь. Жирный гусь. Кар-кар. Понимаешь? Птица.

– Ага.

– Детушка держал много гусев. И их вождя убил, когда упал с крыши. Другие гуси плакали.

– Печально.

– Я напишу про детушка в книга, – сказал Коко.

– А про гуся?

– Та, и про гуся напишу. Знаешь, как его звали?

Хитлер. Он был злой, шипел, кусался.

– Ты, надеюсь, про гуся?

– Та, про гусь. Он был Хитлер, в честь Хитлера.

И детушка его убил, как Сталин Хитлера. Он сказал:

«А, чертов, сраный Хитлер, до Роштества ещё сейт-семан месяц, а ты уже дохлый, притётся тебя жрать раньше время».

– А дедушка упал с крыши и остался жив, что ли?

– Та, он только ушипся. Он потом умер от сертса. Хочешь, я савтра с тобой пойду?

– Нет-нет, что ты. Не надо.

Она рано легла, но никак не могла уснуть. В голову лезли мысли обо всём на свете, о похоронах, об Аркадии, о Виталике, о Коко, даже об убитом гусе. Казалось, мысли транслировали ей в голову через невидимый репродуктор, и она никак не могла это прекратить. Ульяна ворочалась. Коко, чтобы не мешать, ушёл утбуком на кухню. Потом вернулся, вошёл очень тихо и стал раздеваться.

– Сколько времени? – спросила Ульяна.

– Отин, два, три… Три часа ночи.

– Мне уже вставать скоро.

Коко лёг рядом, обнял её и быстро уснул. Ульяна лежала, смотрела на серый квадрат окна и боялась пошевелиться, чтобы не разбудить его. Он всхрапнул лез ей в трусы. Ульяна отодвинулась. Коко сунул руку в трусы себе и что-то пробормотал на финском.

– Коко, – прошептала Ульяна. – Ты любишь жену?

Он не ответил.

«Молчание – знак согласия», – сообщил ехидный внутренний голос.

Ульяна приехала в морг без двадцати девять. Ей удалось немного подремать, часа полтора до того, как в смартфоне заиграл будильник. Чувствовала она себя отвратительно. Почти как с похмелья. Ульяне хотелось, чтобы Коко проводил её до двери, обнял и сказал пару ободряющих слов на своём ломаном русском. Но Коко не проснулся.

Аркадий уже был на месте. Стоял в сумерках посреди маленького двора, высокий, худой и мрачный. Под мышкой он держал букет цветов, а руки грел манах пальто.

– Здравствуй, – сказала Ульяна.

– Привет, – ответил он.

– Извини, я забыла цветы купить.

– Да всё это уже никакого значения не имеет. Спасибо, что пришла.

– Ещё кто-то придёт?

– Нет. Не стал никого звать. Мамины подруги уже сами все одной ногой в могиле. Чего их расстраивать? – А твой этот…

– Кто? Ефим?

– Да.

– Он здесь, – сказал Аркадий. – Он там, за углом стоит. Боится тебя.

– Прелесть какая! Выжил меня из дома и теперь боится.

– Никто никого не выживал, не начинай.

– Я не начинаю. Всё уже начато давно. Он сказал, что я убила твою маму, ты ему поверил и выгнал меня из дома.

– Это мы обсуждали. Я был пьян. И не помню. Но я не думаю, что всё было именно так.

– Ой, – махнула рукой Ульяна. – Ты хорошую позицию занял. Был пьяный, не помню.