Михаил Гиголашвили - Кока

Пастор шаг за шагом отступал от Коки. А тот закончил так:

– Если б я был Богом, то устроил бы мир счастливый, где всегда светит солнце, люди и звери живут в согласии, питаются злаками и плодами, нет хищности и крови, а только любовь, нега и радость. Что имеем вместо этого?.. То-то же!..

– Скажите пожалуйста! – умилился пастор. – Вы очень хороший молодой человек! Живите так, как считаете нужным! И если будете мух беречь – очень хорошо, это идёт в копилку добра. Аминь!

– Аминь! – отозвался Кока, понимая, что разговор не имеет смысла.

А Массимо, встревоженный опасным словом “аминь”, заурчал, слезливо сморщился и с протяжным нарастающим воющим треском испустил газы.

Пастор отскочил к двери и поспешно покинул палату, Калабриец, добавив пару мощных ослиных рыгов с харкотой, прохрипел:

– В Японии есть слепой зверь… У него вместо задницы – большой глаз… Он задом ходит… вперёд смотрит… – И полез из кровати, начал напяливать на ночную пижаму плащ, шапку, шарф.

– Далеко собрался? – удивился Кока. – Сейчас лекарства, завтрак.

Но Массимо важно поднял волосатый палец:

– Он сказал – аминь! Надо в церковь идти! Эрготерапия! Психосоматик! – и попёр из палаты неизвестно куда (все кабинеты закрыты до девяти).

Обычно до завтрака, пока смазливая уборщица гремела вёдрами, Кока сидел на потёртом кожаном диване возле автомата с водой, куда волей-неволей вылезали все психи со своими бутылками, и, как всегда по утрам, печально думал о том, что память подводит: имена и даты, которые раньше выскакивали сами собой, теперь ускользают, таятся, прячутся. Мысли выползают туго, как енот после спячки, и, кое-как натянув на себя что попало из слов, заваливаются набок, затихают. Голова полна шума. Развлечений мало: выпить воды, пописать, съесть обед. И ждать ночи, чтобы вырубиться и, может быть, посмотреть какой-нибудь сон. А как хочется на вечеринку, где весёлые здоровые люди пьют коктейли, слушают музыку, ухаживают за женщинами!.. Увы! Некуда себя приткнуть. Да и впереди ничего не светит. Как жить? Что он может дать людям? Что есть в нём такого, чего нет у других, но что им нужно? Инженер отдаёт знания, дворник – трудолюбивую метлу, врач и вор – ловкость пальцев, рабочий – крепкие мускулы, художники расплачиваются с несносной жизнью картинами, скульптурами, стихами и прозой… А что может он? В офисе сидеть, бумажки перебирать? Чертежи чертить? С каской по стройкам бегать? Там своих бегунов достаточно, только камни таскать и предложат…

Стало горько: в его годы у людей бизнес, деньги, дома́, семьи, мечты, поездки, дела, – а у него? Ничего! Один беспросветный беспрерывный поиск наркоты! Конечно, такими мыслями – кем быть? – подростки заняты, а не те, кому за двадцать пять, но что же делать, если до сих пор не устаканил свою жизнь, как и Рыжик Арчил… “А там что случилось? – вдруг всполошился он. – Получил ли Сатана выкуп за Арчила? Не устроил ли там побоище? Что с Лудо и Ёпом?”

Он со вздохом одёрнул себя, перестал думать о дурном, как советовала вертлявая психологиня.

Вот шествует за водой жирная негритянка-Будда, клацанье летит впереди неё. За ней тащится пугало в семейных трусах и вьетнамках. Следом – толстяки, подтягивая широченные шорты, шлёпают наплывами жира при ходьбе. Каменщик и Кармен идут тихо, как хищники (они Коке не нравились). Когтистый Стефан с книгой, босиком. Баба-сумка наполняет несколько бутылочек водой, прячет их в торбу, опасливо озираясь, – не хотят ли отнять? Шагает, печатая шаг, баба-солдат, грудь навыкат. Плетётся по стене библейский старец в белом саване, за ним – кривой с тиками. Какие-то особи на дрожащих ногах, не видные в другое время, тоже выползают на водопой…

Кока видел, что в отделении лежат не только психически тронутые. Как-то во дворе Кока разговорился с Каменщиком, суровым мужиком с крепкими руками. Тот сказал, что сидит за пьянку. Он на самом деле крановщик, на работе уронил огромную болванку, зашиб людей (но не до смерти), был выпивший, и суд присудил ему или год тюрьмы, или лечение от алкоголизма, что он и выбрал. А Кармен попала за бродяжничество – мать выгнала её из дому, она полдня сидела на остановке автобусов, пока люди не позвонили в полицию, а та доставила Кармен сюда. Почему бродяги должны сидеть вместе с психами, невротиками и шизоидами – непонятно.

Появилась новая пациентка – бабища в летнем красном сарафане с огромными бюстом и крупом. Она громко ругалась с доктором Хильдегард, грозила ей тюрьмой и требовала адвоката.