Михаил Гиголашвили - Кока

– А почему больные не бегут? – вырвалось у Коки, и брат Боко ответил серьёзно:

– А куда им бежать? Тут их кормят-поят и лечат. Им хорошо тут. Ведь половина отделения – люди бездомные, вот как этот поляк Стефан, что книгу всё время читает. Его нашли на скамейке парка, босого, лохматого, с когтями на пальцах, без документов, прописки, с этой книгой. Вот куда с ним? Кто он? Почему в таком виде? Сейчас врачи выясняют – тут ведь тоже нельзя вечно лежать, надо и честь знать.

От микстуры перешли на таблетки (типа тавора), от которых Кока чувствовал себя уверенно и думать не хотел о героине, – наоборот, ощущал свободу, словно избавился от ярма и гнёта, что стягивали и обременяли тело и душу.

Худшее, что было, – побудка в семь утра. Первой приходила уборщица и надлежало выметаться из палаты, чтобы она могла убрать. Потом являлась медсестра, измеряла давление. Далее – приём лекарств. А в восемь грохотала тележка с завтраком, и Кока от нечего делать плёлся пить кофе. Народ спросонья тоже был тих и задумчив, каждый погружён в себя.

В девять появлялись врачи: женщина в кожанке, доктор Хильдегард, и молодой мужчина, доктор Кристоф (тот, придя в отделение, тут же снимал обувь и в тапочках сновал по коридору по своим делам, мало интересуясь пациентами).

Иногда врачи делали обход – вкатывали в палату изящную конторку на колёсиках, на которой лежали открытые журналы, и спрашивали, как больные себя чувствуют, не беспокоит ли их что-нибудь. Массимо хрюкал в ответ. Кока говорил, что чувствует себя намного лучше, что вызывало одобрительные кивки. Врачи вполголоса совещались, кое-что назначали или отменяли, после чего укатывали конторку в следующую палату.

Дальше отделение пустело – многие уходили на процедуры. А тех, кто ложился обратно в постель, врачи не трогали. Массимо, например, вылезал только на лекарства и еду, а в остальное время валялся в постели, рыгал, харкал, не обращая внимания на уборщицу, просившую не плевать на пол. Были и такие, кто даже из палаты не выходил, им лекарство и еду приносили.

Баба-солдат начинала свой шаг по коридору – туда и обратно. Чучело гороховое в семейных трусах плелось по стеночке. Сидел на диване щекастый в наушниках. Растрёпанный Стефан, босой, с ногтями-когтями на руках и ногах, залезал на кресло читать свою толстую книжку. Он был доброжелателен и рассказал Коке, что его поймали в парке, где он спал на скамейке, и приволокли сюда, потому он бос и гол. Спрашивать, почему он в таком виде спал на скамейке, Кока посчитал излишним. Тут надо было всем верить на слово. Спал и спал…

Кока получил две картонки. На одной – меню на неделю, похожее на меню из кафе, где крестиками отметил желаемое: шницель с картошкой, кордон-блю с пюре, жареную курицу, рыбу в сметане и прочие лакомые вещи.

На другом листе – его личный план на неделю со всеми семинарами и тренингами, как и предупреждала доктор Хильдегард. Когда же он спросил у Фальке, должен ли он посещать всё это и что будет, если он не станет ходить, брат Фальке ответил:

– Если не будете посещать – врачи не выпишут! Будут здесь держать!

Вот оно что! Этого не хватало! Сидеть тут неизвестно сколько! Ходить всюду? Семинары? Тренинги? Спорт (который Коке был особенно противен – он считал, что недостойно людей бегать и прыгать, как обезьяны)?

Но он решил попробовать. Посещение спортзала вызвало ужас: полон зал людей! Делают упражнения на ковриках, а тренер посвистывает в свисток и помахивает руками. Воздух спёртый, воняет по́том. Видно, отделений в клинике много. На предложение тренера присоединяться Кока сказал, что пока осваивается, придёт потом, и сбежал, чтобы никогда больше туда не ходить.

В холле подсел к двум молодцам-толстякам, игравшим с утра в морской бой. Познакомились. Одного звали Дитер, другого – Вольф [135] От Wolf – волк (нем.). , но с волком Кока имел мало схожего – оплывший, двухсоткилограммовый, он скорее был добычей для волков. Оба явно страдали от ожирения.

– Но почему вас сюда направили? Разве это не дело диетологов всяких?

Толстяк Дитер пожал плечами:

– Такое правило. Они считают, что мы психически больны. Я начал много есть, когда умерла мать.

– А я – когда жил один и был в депрессии, – сказал Вольф.

Выяснилось, что они тут три недели, а сколько ещё будут – никто не знает, врачи всё решают.

– А наш врач, фрау Хильдегард, хороший человек? – глуповато спросил Кока.

Толстяки засмеялись:

– Они все тут хорошие! Только домой не пускают и по семинарам гоняют!