Василий Богданов - Мистер Пропер, веселей!

Кайф никогда не проникал в жизнь молодого Тараса Григорьевича, защищённую надёжной бронёй из женских литературных образов и плотного расписания занятий в спортивных секциях. Конечно, ему случалось влюбляться, и не единожды. Довелось ему пережить и тревожное сердцебиение, и робкое касание пальцев, и совместное чтение Чехова на скамеечке в парке, и даже поцелуй, немедленно завершившийся длительным обсуждением последующего замужества и долгой и счастливой совместной жизни. Однако тем мечтам не суждено было воплотиться в реальность, потому что соседка по лестничной площадке вместе с родителями переехала жить в Москву.

Внезапно чувство острого сожаления потрясло Тараса Григорьевича до глубины души. Он понял, что в какой-то момент, ещё тогда, в юности, упустил некую исключительную возможность.

Только что промелькнувшая в памяти молодость рассыпалась в прах, и Винниченко увидел, как длинноволосый голый по пояс исполнитель прыгает со сцены прямо в толпу, продолжая при этом петь:

– Секс уизаут ю!

И толпа подхватывает:

– Секс уизаут ю!

После рок-звезда, совершив стремительную пробежку по залу и дав возможность женскому полу ощупать своё потное тело, вернулась на сцену. Тотчас следом за ней выскочили две девушки с профессиональными фотокамерами.

Длинные телескопические объективы, казалось, чудом удерживались в хрупких руках. Слившись с орудием творчества в единое целое, девушки принимали немыслимые позы в погоне за эффектными кадрами.

Глядя на их отставленные назад круглые попки, Винниченко механически тискал прохладный Кристинин зад, запутываясь пальцами в верёвочках стрингов. За ним никто и никогда не устраивал подобной фотоохоты!

А этим сорокалетним мужикам из рок-группы достанется любая из присутствующих в зале молодых женщин!

Достанется не потому, что у музыкантов есть деньги, и не потому, что они могут стать надёжным и крепким плечом в будущей совместной жизни, не потому также, что от них можно зачать детей, а просто потому, что между музыкантами и женщинами существует негласная договорённость, скреплённая расплавленной печатью с оттиском слова «кайф», когда никто никому ничего не должен, не думает о будущем и только лишь получает удовольствие от вулканического потрясения основ человеческого существа!

Музыканты впитали кайф с молоком матери, потому что это они, пока Винниченко мастерил модель дельтаплана, сидели в подвалах и «нехороших» квартирах, кишевших тараканами, пригоршнями ели черешню, выдавливая спелый сок на бороды и губы, слушали запрещённые записи на бобинных магнитофонах, играли на гитарах, пили портвейн из горлышка, доводили до изнеможения доступных чувих где-то в простенке между ванной и туалетом и клали огромный прибор на Советский Союз и на космос.

– Пойдём в тубзик, – оторвавшись от плеча Тараса Григорьевича, сказала Кристина слипающимися сонными губами и облизнула их.

– Вдвоём? – переспросил Винниченко.

– Ну да, я уже так хочу тебя, просто пиздец!

Растерянно озираясь по сторонам, Директор наткнулся взглядом на физиономию Бумера. Тот подмигнул ему и пальцами сделал знак «о'кей».

– Киса, я что-то не в форме… – сказал Винниченко.

Бумер разочарованно вздохнул где-то поблизости.

– Да? Тогда чо твоя рука делает у меня в трусах? – возмутилась Кристина.

– Упс! – Директор пьяно и глуповато хихикнул, прикрывая ладонью рот.

– Посмотри, – Кристина выпятила свои пухлые синие губы, – ты ведь знаешь, что я умею? – и её ладошка легла Тарасу Григорьевичу на ширинку. – Если хочешь, иди за мной, Малышня.

С этими словами она поднялась и, пошатываясь, направилась к туалетам.

Её не было больше получаса. Директор и Бумер устали ждать, им сделалось душно, и они, встав с дивана, пошли в противоположную сторону – ближе к узкой винтовой лестнице, которая вела к выходу из клуба. Там они остановились, полной грудью вдыхая прохладный, менее прокуренный воздух.

– Ну ты и лошара, Директор! – Бумер со всего размаха хлопнул его по плечу. – Ведь она же, – он приложил ладонь ко рту и, понизив голос, сказал: – хотела сделать тебе… и..е..т. …и… е… т! Понимаешь???

– Я чё-та устал, Бумер, – ответил Директор, – устал от этого всего. Покоя хочу.

– Да ты ебанулся?

– Нет, Бумер, всё, я, по ходу, завязываю… ни к чему это всё… нет радости.

– Погоди, Директор, так тебя чё, Кристина за-эбала?

– Не в Кристине, дело, Бумер. Во мне. Я другой человек. Не моё вот это вот всё, – он обвёл глазами клуб, утонувший в дыму, – не моё.