Джеймс Боллард: Мистер Ф. это мистер Ф. (пер. В.Гольдича)

А с ребенком нас трое.

…Одиннадцать часов. Хансон уже должен был прийти. Элизабет! Черт возьми, ну почему она всегда так тихо ходит?!

Спрыгнув с окна, выходящего на дорогу, Фримен помчался к кровати, быстро забрался под одеяло и разгладил его около колен. Когда жена заглянула в дверь, он невинно улыбнулся ей, делая вид, что читает журнал.

– У тебя все в порядке? – спросила Элизабет и пристально посмотрела на мужа.

Она понесла свое пополневшее тело к кровати, наклонилась и начала поправлять постель. Фримен раздраженно завозился, отпихивая ее руки, когда она попыталась поднять его с подушки, на которой он сидел.

– Ради Бога, Элизабет, я же не ребенок! – возмутился он, с трудом контролируя визгливые нотки в голосе.

– Что могло произойти с Хансоном? Он должен был прийти полчаса назад.

Элизабет покачала крупной красивой головой и подошла к окну. Свободное льняное платье скрывало фигуру, но когда она потянулась к оконной задвижке, Фримен увидел, что беременность уже стала заметной.

– Наверное, опоздал на поезд.– Одним движением кисти Элизабет надежно закрыла верхнюю задвижку, в то время как Фримену потребовалось целых десять минут, чтобы ее открыть.

– Мне показалось, я слышала, как она стукнула, – сказала Элизабет со значением.– Мы же не хотим, чтобы ты простудился, не так ли?

Фримен, поглядывая на часы, с нетерпением ждал ее ухода. Когда она остановилась в ногах кровати, внимательно оглядывая его, он с трудом удержался, чтобы не накричать на нее.

– Сегодня я разбирала детские вещи, – сказала она, а затем добавила, словно про себя: – и подумала, что тебе нужна новая пижама. Старая совсем потеряла вид.

Фримен поспешил поплотнее запахнуть пижаму – стараясь спрятать свою тощую обнаженную грудь.

– Элизабет, эта пижама служит мне уже много лет и находится в отличном состоянии. У тебя просто мания какая-то покупать все новое.

Фримен замолчал, сообразив, что его замечание не совсем тактично, – ему следовало радоваться, что Элизабет не делает различий между ним и ожидаемым малышом. И если ее поведение порой вызывало у него беспокойство, то лишь потому, что ей было уже немного за сорок – поздновато для первого ребенка. Кроме того, он сам болел и практически не вставал весь последний месяц, что еще больше усложняло ситуацию. Интересно, а не вызвана ли болезнь проделками его подсознания?

– Извини, Элизабет. Я очень рад, что ты обо мне заботишься. Может быть, следует вызвать врача?

«Нет!» – вопило что-то у него внутри. Как будто услышав этот крик, его жена покачала головой:

– Ты скоро поправишься. Пусть природа сама сделает свое дело. Я не думаю, что тебе нужен врач, во всяком случае, пока.

Пока?

Фримен прислушался к шагам жены, которая спускалась по застеленной ковром лестнице. Через несколько минут из кухни донесся шум работающей стиральной машины.

Пока!

Он выскользнул из постели и отправился в ванну. Шкаф у раковины был забит детской одеждой, которую Элизабет купила или связала сама, а потом тщательно выстирала и простерилизовала. На каждой из пяти полок аккуратные стопки белья накрывал квадратный кусок марли, но Фримен видел, что все вещи в большинстве своем голубого или белого цвета – и ничего розового.

«Надеюсь, Элизабет не ошибается, – подумал он.– Малыш определенно будет одет лучше всех в мире: похоже, целая индустрия по производству детских вещей существует за наш счет».

Фримен наклонился и достал из-под нижней полки напольные весы. Рядом он заметил большой коричневый комбинезон. Тут же лежало несколько курток, которые, наверное, подошли бы ему самому. Он снял халат и встал на весы. В зеркале за дверью появилось его гладкое, лишенное волос маленькое тело с худыми плечами, узкими бедрами и жеребячьими ногами.

Шесть стоунов 1и девять фунтов 2– вчера.

Отведя глаза от шкалы, он прислушался к шуму стиральной машины внизу и подождал, пока стрелка остановится.

Шесть стоунов два фунта! Застегивая халат, Фримен убрал весы под шкаф.

Шесть стоунов два фунта! Он потерял семь фунтов за двадцать четыре часа!

Фримен быстро вернулся в кровать и принялся лихорадочно ощупывать верхнюю губу в поисках бывших там совсем недавно усов. Его била нервная дрожь.

Всего два месяца назад он весил больше одиннадцати стонов. Семь фунтов за один день, с такой скоростью…

Он не мог осознать происходящее. Пытаясь унять дрожь, он потянулся за журналом и начал не глядя переворачивать страницы.